напитком. Специальное зелье конго, сваренное колдуном, чтобы подкрепить истощенные силы живого трупа. Тушится шесть часов в большом котле, среди основных компонентов – ядовитые железы жабы буга… сушеная человеческая плоть, ноги пауков, змеиный яд… и пузыри ядовитых рыб. Это средство позволяет долго контролировать мозг зомби… существует лишь одно средство, позволяющее вывести мертвеца из-под контроля создателя… но на деле-то, как помнит Мари-Клер, его почти никто не применял. Люди любят сложности, не верят, что все может быть так просто. Червинская безропотно глотнула зелья. Яд сразу подействовал – ее глаза остекленели, затуманившись… Зомби быстро погружалась в подобие летаргического сна. Вот и замечательно. Нужно, чтобы кости, пусть и мертвые, прижились в теле, встали на место прежних, закрепившись, как детали. Пришло время заняться той парой… медноволосой и ее приятелем – со шрамом на груди…
…Оставив Червинскую на полу, мамбо приблизилась к митану, где покоились две куклы. Их материя уже побурела, лоснилась от жира и крови… Рядом с игрушками лежала подушечка, утыканная серебряными иглами – как дикобраз-мутант. Взявшись за иглу, колдунья увидела неясные очертания своих врагов… они, кажется, спали… Невесомое движение костлявых пальцев – кончик иглы вошел прямо в глаз кукле… Старуха дернулась, физически ощутив ее боль. Взяв в другую ладонь сморщенный кусочек человеческой кожи, Мари-Клер положила его в рот, притиснула зубами… В ритуалах конго все средства хороши, и мамбо не чураются людоедства. Старуха не питала пристрастий к сладкому мясу, но для хорошего колдовства оно необходимо… плоть во рту колдуна усилит мучения через куклу. Еще раз остается пожалеть, что у нее нет обрезков ногтей… так и сломала бы каждую кость в теле преследователей. Вчера вечером она изготовила отличный амулет – да-да, он окажет помощь, накалив как следует иглы. Странно, что после мучений мапе пара не прекратила своих поисков… но ощущение опасности, исходящей от них, вдруг исчезло.
Значит, надо продолжать.
В ушах Мари-Клер тихим рокотом застучали барабаны. Она запела – негромко и неразборчиво, кусочек скальпа все еще находился во рту. Тени безголовых слуг окружили ее, раскачиваясь в такт песне, – она смотрела на них сквозь полуприкрытые глаза. Отработанный материал, существа, годные для рыхления огорода. Она состарилась, а кому-то надо делать домашнюю работу и помогать в колдовстве. Мозга, само собой, у них нет, но если организм зомби уже отравлен специальным ядом, простейшие задания он выполняет на уровне инстинктов: разрыхлить землю у корней дерева, подать хозяйке чашку кофе, подмести двор. Старуха поочередно втыкала иглы в кукол, стараясь поворачивать острия – так, чтобы тела врагов терзались болью изнутри. Амулет ангве, подвешенный к митану, мерно раскачивался… Его нутро содержало обломки ручки, слюну и кровь Мари-Клер, стенки сделаны из женских губ – от юной покойницы из Гонаива, умершей пять дней назад… На амулеты должны идти ТОЛЬКО свежие останки. Сильнейший эффект усиления боли – пускай и не до смерти, но гарантированно впечатлит.
Зашипев по-змеиному, мамбо выплюнула сгусток слов на креольском… Удар мачете пригвоздил амулет к митану. Тот издал жалобный вой, подобно раненой волчице. Несмотря на жару, от верхушки митана поползли прожилки льда – столб затрясся, как под порывами урагана, вниз лезли десятки, если не сотни злобных и голодных лоа. Плошки с печатью veve, полные дробленых костей, начали пустеть, помещение хунфора наполнил хруст. Ангве потемнел. Середина прорвалась, словно вскрытая рана, наружу потекла кровь – черная, но при этом густая и липкая.
Да… сейчас им, должно быть, очень плохо. Пусть поймут – им не следует идти за ней, так, как это давно поняли жители деревень вокруг Гонаива.
Червинская начала отходить от транса – она дернула головой, глядя на Мари-Клер отсутствующими глазами. Старуха радостно улыбнулась в ответ.
Хорошая девочка, даже очень. Пусть остается у нее навсегда. Мамбо подмигнула барону Субботе на стене, и… ее сердце вдруг залило холодом.
…Мари-Клер отчетливо, до стука зубов поняла – они уже здесь.
Глава вторая
Тонтон-макут
(Портъ-о-Пренсъ, столица Гаiти)
Мучительно застонав, Алиса с трудом отклеила себя от кафеля в аэропортовском туалете. Как ей показалось, этим она совершила величайший из подвигов. Пространство тускло мигало лампами на потолке, пахло старой хлоркой и какими-то чистящими средствами, давно проигравшими войну туалетным «ароматам». Голова кружилась – ее стошнило в третий раз, внутри живота пульсировала боль, как после отравления. Опознать Алису в помятой рыжей девице – с потекшей косметикой, опухшим лицом и черными кругами вокруг глаз мог только Каледин, но ему сейчас было не до нее. С каждым днем сеанс иглоукалывания кукол становился все болезненнее. На этот раз терзания начались минут за двадцать до приземления самолета (потрепанного «Дугласа» на пропеллерах) в Порт-о-Пренсе, едва они с Калединым, измученные суточной дорогой и пересадками, сумели забыться сном. Наклонившись над раковиной, она сплюнула, опираясь на локти. Во рту безраздельно царствовал неприятный вкус. Что-то сладкое. Или соленое?
Кровь. То самое, о чем предупреждал Хабельский. Остается надеяться, что они быстро отыщут мастера их кукол. Одернув платье жестом умирающей оперной дивы, Алиса замерла у замызганной двери с табличкой «Femmes», но…
В животе заново началась революция.
Каледин и урядник Майлов терпеливо топтались рядом с выходом из уборной. Земляной цвет лица надворного советника не оставлял сомнений в его самочувствии – он то и дело глотал какие-то таблетки, одну за другой. Под потолком тарахтели обшарпанные вентиляторы, разгоняя волны горячего воздуха. Майлов с аппетитом жевал печенье, которое успел захватить в самолете. Уже на стойке регистрации в Шереметьеве выяснилось: Муравьев прикомандировал урядника не только в качестве грузчика чемоданов, спецназовец назначен выполнять функции телохранителя Каледина и Алисы. Оружие захватить не вышло, никому из компании не успели сделать дипломатический паспорт… однако бывалый Майлов заверил, что если на Гаити есть негры, то имеется и «черный рынок» – а при его наличии он достанет «пушки» хоть на Луне, были б деньги. Майлов жевал печенье крепкими зубами, вожделел кружку холодного пива и презирал полумертвого Каледина, предаваясь мысленной критике начальства.
«Хлипкий народец эти господа, – размышлял урядник. – Сутки в дороге, а зеленые и уже блюют. Их бы щас в маршевую роту да по жаре десять верст в полной выкладке, с автоматом и вещмешком».
Майлов не подозревал, что его цветущий вид действовал Каледину на нервы. Тот думал, к чему бы придраться, – но, как назло, урядник вел себя безукоризненно. Оценив важность командировки, Майлов приоделся в костюм – одежда сидела на нем мятым комом, как пальто на верблюде. Не ведая местного языка, он успешно
