Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
служение Родине вы отдадите все ваши силы. Желаю вам успеха на этом трудном, но славном пути!»
И если бы он так сказал, какое оглушительное «ура!» крикнули бы ему все эти офицеры.
К сожалению, ничего даже похожего на это сказано не было. Сказано было текстуально следующее: «Желаю вам с пользою применить ваши знания, – и, повернувшись к нам, восточникам, – а вам – ваши языки».
После этой речи государь, как писалось в официальных отчетах, «удалился во внутренние апартаменты», а нас провели в соседний зал, где был приготовлен холодный завтрак «а-ля фуршет», иначе говоря, такой, который едят стоя.
Украшение русской литературы, роман Льва Толстого «Война и мир», я в первый раз прочел, когда мне было 14 лет. Сколько раз я его перечитал с тех пор, сказать не берусь. Может быть, 10, может быть, 15 раз. От времени до времени читаю его и теперь и думаю, что надоесть он мне никогда не сможет. Одна из любимых глав – это описание того, как Павлоградский полк в конном строю встречает Александра I. Молодой Ростов, сидя на Бедуине, кричит «ура!» подъезжающему императору, кричит с восторгом, с самозабвением, до боли, желая этим криком повредить себе… Николай Ростов в ранней молодости был восторженный юноша. Но по роману видно, что не один только Ростов так кричал «ура!». С одушевлением кричали все павлоградцы, и офицеры, и солдаты. Обожание «вождя» свойственно человеческой природе.
В конце декабря 1914 года император Николай II вблизи Варшавы под Гарволином делал смотр Семеновскому полку. Была оттепель. Переминаясь на грязной земле, мы ждали часа два. Наконец, когда уже стало смеркаться, подошли царские автомобили. Из первой машины вышел маленького роста полковник. На помятых и сплющенных (четыре месяца возились в обозе) трубах шестнадцать музыкантов (остальные были перебиты, исполняя в боях должности санитаров) заиграли гимн: «Боже, царя храни». Своим привычным жестом государь разгладил усы и поздоровался. Ему ответили и закричали «ура!». На этого идущего по фронту низенького с серым и грустным лицом человека некоторые смотрели с любопытством, а большинство равнодушно. И «ура!» звучало равнодушно. Никакого воодушевления при виде «вождя» мы тогда не испытывали.
А воинам нужно одушевление, и чем дольше они воюют, тем оно нужнее.
До Первой германской войны подавляющее большинство кадрового офицерства были монархисты. Быть монархистом нас никто не учил и о преимуществах монархического строя над республиканским нам никто из начальства никогда не говорил. Касаться этого вопроса начальство попросту боялось. Монархистами мы были по традиции и по инерции. С десятилетнего возраста в «царские дни», а их было 10 дней в году, мы ходили на торжественные молебны, в этот день ели вкусный обед, а вечером посылались в театры. Царь был необходимая принадлежность русского быта. И мы сами, и наши деды, и прадеды, все родились при царях. Русскую историю мы привыкли помнить по царствованиям. Почти беспрерывно цари правили Россией с Иоанна III[40], то есть ни много ни мало, как с лишком 500 лет. И вот в один прекрасный день, совершенно неожиданно, узнать, что царь из русской жизни выпал, было дико и странно. Никто не горевал, но первые дни люди ходили как потерянные. Пребывание без царя было не столь неудобно, сколько непривычно. Впрочем, великое событие, кроме морального эффекта, никакого действия на офицеров не оказало. За исключением, кажется, одного, князя Сергея Кудашева, все послушно присягнули Временному правительству и, с царем или без царя, порешили вести войну «до победного конца».
Но когда еще через несколько дней до полка дошел «приказ № 1» о создании полковых комитетов и выборном начальстве, всем стало ясно, что дальше так воевать нельзя и что война кончена. Уехало в тыл еще три офицера, правда не из самых строевых. А остальные стиснули зубы и стали пытаться служить при новых порядках, «служить не за страх, а за совесть» и не только «не щадя живота» (этого они уже давно не щадили), но не щадя и самолюбия.
Генерал Тилло встретил революцию, как и все в жизни, молча. По своему составу выбранный комитет оказался вполне приличным. Попали в него и офицеры. Было там много лишних разговоров, но бессмысленной злобы и желания сводить счеты определенно не было. Комитет всегда можно было «уговорить», и нашлись офицеры, которые неожиданно обнаружили у себя таланты «народных трибунов». Говорили о «верности союзникам», о «войне до победного конца», и все это пока еще действовало. Все офицеры были переизбраны. В то время, когда во всей нашей армии шли зверские расправы с офицерами, когда их убивали, поднимали на штыки и штыками же распинали, и когда такие дела газеты весьма деликатно называли «эксцессами», у нас в полку все шло мирно и спокойно. Без «эксцессов» обошлось у нас не только на фронте, но даже и в запасном батальоне. Вот когда пожали офицеры плоды своих трудов, своей заботы о солдатах, своего братского и справедливого к ним отношения и того уважения, которое они у них себе заработали. Теперь об этих временах можно вспомнить если не с удовольствием, то с удовлетворением.
Но переживать их было тяжело.
* * *
В апреле 1917 года генерал Тилло сдал наш полк и получил в командование 1-ю бригаду 1-й Гвардейской пехотной дивизии, Петровскую бригаду, полки Преображенский и Семеновский.
Командующим нашим полком был назначен полковник А.В. Попов.
А.В. Попов вышел в полк в 1900 году из Павловского училища и прошел в нем службу от младшего офицера до командующего полком. Был полковым адъютантом. На войну вышел командиром государевой роты и два года ею командовал. В 1916 году он принял 4-й батальон, которым и командовал до самой революции. Отец А.В. Попова совершенно так же всю свою жизнь прослужил в нашем полку, в Турецкую войну командовал государевой ротой, и Александр II сделал его флигель-адъютантом.
Попов был один из трех – пяти наших офицеров, которым, уж не знаю, посчастливилось ли или не повезло с самого выступления с полком и до самого конца ни разу не быть раненым. И это ни на один день не уходя из строя и активно участвуя во всех боях, в которых участвовал полк. Он, сколько помнится, даже не ездил в отпуск, а в Петербурге у него жила мать, у которой он был единственным сыном, и сестра. Любовь и преданность этого человека полку были совершенно беспредельны, совершенно так же, как его самоотвержение и чувство долга. К концу войны он уже явно устал и измотался. Он плохо спал, и
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
