Гринбергу показалось, что на него опускаются гигантские дышащие медовые соты. Тварь дрожала и размывалась, не в силах постоянно сохранять материальную форму, — ядовитая туча жгучих испарений и испепеляющей жары. Последним, что Гринберг увидел, были глаза.
Его плавящийся мозг обозначил как глаза гигантские, ярко-красные шары, глядящие из гнезд тонких щупалец, похожих на хлысты, дымящиеся, словно расплавленные ядра реактора, прожигающие дыры в пространственной ткани и превращающие мозг в пузырящуюся жижу.
Глаза, глаза, глаза… миллион глаз, миллиард глаз, глядящих из слизи протоплазменного тумана.
«Глаза, которые разрушают, — мелькнула мысль. — Глаза, которые пожирают. Глаза, которые оскверняют, поглощают и сжигают, сжигают, сжигают. О боже милостивый!»
Глаза — черные дыры, квазары, голодные пустыни мертвого космоса. Бездонные кристаллообразные ядра в окружении зеленого дыма. Многоцветные кладбища, проклятые луны, омывающие космическими лучами, гамма-лучами, потоками кремирующих заживо атомов, что объедают плоть, высасывают кровь и серое вещество, обгладывают обугленные кости.
Существо нашло Гринберга, и теперь он утолял его безжалостный, ненасытный голод, став очередной жертвой всепоглощающего дыхания ядерной зимы.
Плоть Гринберга превратилась в пузырящийся воск, кости растопились, словно оплавившиеся свечи, череп стал похож на кипящий, дымящийся горшок с белым радиоактивным желе.
Но даже когда его разум обглодали подчистую, а мышцы и нервные окончания превратились в жижу, Гринберг почувствовал, как рука дернула шнур, и услышал, как на Туманном Дьяволе, твари, существующей вне пространства и времени, захлопнулся капкан.
32
— Хорошо, — направлял Джордж, — держись левее, левее…
Менхаус повернул руль, и они проскочили нужное место. Стрелка компаса ушла сильно вправо — сердце Джорджа едва не остановилось. Менхаус молча повернул лодку назад, и стрелка выровнялась, влекомая неведомым магнитным полем.
— Держись этого курса, — сказал Джордж. — Что бы там ни было, мы идем прямо на него.
Далеко-далеко позади раздался оглушительный грохот, похожий на гром. Туман у них за спиной озарился мерцающим зеленым светом.
Они не оборачивались.
Бомба из антиматерии. Столкновение пространств. Большой взрыв.
Остались считаные секунды до того, как взрывная волна настигнет их и превратит в туман.
В этот момент весь мир словно затаил дыхание. Настало время ярости, время безумия. Время, когда все и вся очутилось на головке небесной булавки. Джордж чувствовал, как мир содрогается в предчувствии гибели, готовит себя к падению на далекое дно. Он почти ощущал, как это дно устремляется ему навстречу, предвосхищал страшный удар, брызги крови, обломки костей и гаснущие воспоминания.
Стрелка компаса начала вращаться.
У Джорджа сжалось сердце.
— Я думаю, что… думаю, что… — забормотал Менхаус.
Джордж взял телепорт в руки. Их трясло так сильно, что он едва не выронил механизм. Он прижал аппарат к себе, положил одну руку на «перископ», и катер завибрировал. Раздался треск статического электричества, и волосы у них на теле встали дыбом. Генератор загудел, из «перископа» вырвался голубой луч света. Он преломлялся, усиливался, расширялся, потом сократился и резко выстрелил в туман потоком голубых пульсирующих ионизированных частиц. Туман засветился и на мгновение застыл, словно изморозь на оконном стекле.
А потом, потом…
В тумане словно появился еще один слой, и на них повеяло безумием межпространственного перехода. Воронка, дыра, разрыв — они устремились прямо внутрь. Менхаус, опьяненный радостью, рванул рычаг вниз. Ослепительно вспыхнул свет, сбросив их с сидений. Они падали, парили и кувыркались в белом пространстве космического шума, чувствовали скорость, расстояние, время и саму материю.
А затем свет исчез.
Темнота длилась меньше минуты, и, когда мужчины открыли глаза и вновь почувствовали свои тела, они стали жадно хватать ртом воздух, кашляли, давились, одурманенные и дезориентированные. Джордж с трудом встал на колени и тут же рухнул обратно на палубу катера.
Осталось вызывающее панику, странное, необъяснимое ощущение давления и его отсутствия, полноты и пустоты, бесконечных миль небытия. Потом даже оно пропало. Они вновь дышали воздухом, хорошим свежим воздухом, и он придавал им сил.
Тяжело дыша, Джордж сел. Вокруг было темно. Чернее черного.
Катер покачивался на коротких волнах, и над головой Джордж увидел…
Звезды.
ЭПИЛОГ:
МЕЖДУ ДЬЯВОЛОМ И СИНИМ МОРЕМ.
1
А закончилось все довольно иронично.
После долгих дней, проведенных в мертвом море, они оказались в месте, которое Джордж принял за Атлантику, но по-прежнему не знали, куда плыть. Когда они более-менее сориентировались и убедились, что находятся дома, Джордж включил в кабине свет и взглянул на компас. Стрелка указывала строго на север.
Когда первое удивление и радость поблекли, Джордж показал пальцем на восток.
— Правь туда, Олли. В той стороне должна быть суша.
Менхаус завел двигатель, и они поплыли на восток. Катер будто бы тоже обрадовался тому, что наконец оказался в настоящем море, в знакомой ему воде. Он пулей нырнул в ночь, легко рассекая черные волны и поднимая фонтаны брызг.
Джордж включил радио. Он надеялся поймать какую-нибудь станцию: новости, музыку — все что угодно, что подсказало бы им, в какое время они попали, но услышал лишь знакомый статический шум. Конечно, это могли быть и обычные помехи, но не стоило отметать идею об очередном жутком предзнаменовании.
— Мы дома, — не умолкал Менхаус. — Я знаю, что мы дома.
Джордж в этом не сомневался. Но в каком году?
У них еще будет время, чтобы узнать ответ на этот вопрос.
Воздух, солоноватый, свежий и прохладный, опьянял. Никакого тумана, стоячей воды и плавучих водорослей. Только море и ночь. И катер нес их туда, где они либо встретятся с привычной жизнью, либо превратятся в чудаков на загадочном устройстве, заблудившихся во времени. Несмотря на это, выбравшись из мертвого моря, они надеялись на лучшее. Их сердца пылали надеждой. Мужчины чувствовали себя свободными, абсолютно свободными. Наконец-то оковы непроглядного тумана были сброшены.
На следующий день солнце палило нещадно, море превратилось в зеркало и жара была почти невыносимой. Джордж даже забыл, что солнце бывает таким ярким. К концу дня закончилось топливо, и им оставалось лишь дрейфовать, не теряя надежды.
Когда наступила ночь, Джордж уснул. Он проспал около часа, может меньше. Разбудил его грубый тычок Менхауса.
