— Что простить? — спросил меня Рашид.
— Не знаю, — ответил я.
Но я-то знаю. Если бы все расы смешались, и все религии, и все народы! Дети и дети их детей. Как счастливы были бы все, когда-нибудь…
Мы с Вереной продолжали встречаться в саду «Ангела Господня». Мы рассказываем друг другу буквально обо всем. И каждый из нас считает дни. Эльба! Эльба! Человек всегда должен надеяться и желать чего-то, к чему-то стремиться.
12
Поцелуев, разговоров и держания друг друга за руки нам недостаточно. Верена говорит, что по ночам ей иногда кажется, что она сгорает. И со мной бывает то же самое. Я лежу тогда без сна в кровати и слышу, как Рашид, который все еще спит в нашей комнате, плачет во сне, и я, столь редко молящийся в своей жизни, обращаюсь к Богу:
— Господи, сделай, чтобы время прошло побыстрее. И мы поскорее оказались на Эльбе.
Нет, нам больше недостаточно перемигивания фонариками и поцелуев. Мне всегда казалось, что я прекрасно могу владеть собой. Но теперь я стал замечать, что моя выдержка бывает на пределе, когда меня приглашает в гости Манфред Лорд и при этом всегда так вежлив и обходителен. Когда за столом прислуживает господин Лео. Когда маленькая Эвелин с отвращением глядит на меня, казня меня презрением. Когда Верена глядит мимо меня, а я мимо нее. Господи, сделай так, чтобы был июнь. Перенеси меня на Эльбу. Дай мне быть с Вереной наедине. Прошу тебя, Господи.
Время бежит быстро. Уже май. «Коппер и К°» забирают у меня «ягуар», и мне снова приходится обманывать Верену. Но уже май! Через месяц кончаются занятия в школе! И тогда…
Мы с Вереной так возбуждены от одной этой мысли, что, забыв об осторожности, в следующие дни отправляемся в лес и занимаемся там этим делом. На зеленом мху, под старыми деревьями, на которых свежая листва. После первого раза она говорит:
— У меня такое ощущение, что ты сейчас лишил меня девственности.
Она имеет в виду, что уж больно долго мы не держали друг друга в объятиях. Мне вспоминается Геральдина, но я не говорю об этом. После этого мы всегда сразу же расходимся. Ни я, ни Верена не испытываем особого удовольствия, хотя Верена и утверждает, что ей хорошо. Нет, хорошо будет только на Эльбе.
Геральдина…
Джеймс Хилтон, юный американец, прибыл к нам в апреле. Геральдина бросила Ларсена и взялась за американца. В мае у нас появился грек. Тогда она бросила американца и перекинулась на грека. Она вновь стала тем, чем всегда была: Шикарной Шлюхой! Она со мной дружески здоровается, но не разговаривает. Она демонстративно ходит гулять с Ханзи. Словно выгуливает маленькую собачку.
Геральдина самая слабая ученица в классе. Все учителя учитывают, что она очень Долго болела, и снисходительны к ней. Но в латыни она настолько слаба, что Хорек ей сказал однажды:
— При всей снисходительности я не могу взять грех на душу и пропустить вас, Ребер, если вы не возьметесь за дело и не исправитесь.
Эта реплика стоила господину доктору Хаберле всего, что он заработал, вкалывая и потея, за всю свою жизнь. Незадолго до окончания учебного года Хорек становится героем страшного скандала.
Мы пишем итоговую контрольную работу, от которой все зависит. Перед самым концом сдвоенного урока Геральдина сказала что-то настолько дерзкое, что Хорек заорал на весь класс:
— Ребер, в шесть часов вы придете сюда и останетесь сидеть после уроков! Я не потерплю такого обращения!
В тот вечер Рашид с новой воспитательницей, которую шеф взял на место фройляйн Хильденбрандт, играют в библиотеке с набором игрушек «Сцено-тест». Новая воспитательница молода и красива. Ее фамилия Пальмер. Большие мальчики вьются вокруг нее…
Что произошло в тот вечер на самом деле, пожалуй, никто никогда не узнает. Все, что я знаю, мне известно лишь по рассказу Рашида. Фройляйн Пальмер оставила его на некоторое время одного, чтобы сбегать по какому-то делу на виллу больших девочек. Было около половины восьмого.
— Вдруг я слышу, как кричит какая-то девушка, — рассказывает Рашид.
Он жутко пугается. Ему страшно. Девушка продолжает кричать:
— Помогите! Помогите!
Рашид выскакивает на лестницу.
— Помогите! Отпустите меня! Отпустите…
По лестнице Рашид взбегает на второй этаж. Распахивается дверь одного из классов — нашего. Оттуда вылетает девушка. Геральдина. Ее платье разорвано сверху донизу, чулки спущены. А сама она визжит:
— Помоги мне! Позови кого-нибудь! Он хочет меня изнасиловать!
Рашид говорит, что не знал, что означает это слово, но сразу же тоже стал звать на помощь. Вдвоем они понеслись к лестнице. Рашид успел заметить темный силуэт человека, выскользнувшего из класса и поспешившего скрыться по коридору в другом направлении. Он не мог разобрать, кто это был. Уже начало темнеть…
Когда на их общий крик прибежали шеф и двое учителей, у Геральдины начинается истерика. Она без конца повторяет одно и то же:
— Он хотел меня изнасиловать…
— Кто?
Этого она не говорит. Нет, этого она не говорит.
13
Между тем нам возвращают наши контрольные работы по латыни. Итоговые, решающие. Ной получил «отлично». Я — «отлично». Вольфганг — «Неудовлетворительно». А Геральдина?
Она получила «удовлетворительно»! Это означает, что по латыни она не провалилась!
Доктор Хаберле заканчивает этот урок раньше времени. Говорит, что ему необходимо зайти по делам к шефу. Ссутулившись, он уходит. Плечи у него подрагивают. Со стороны кажется, что он плачет. С тех пор я ни разу не встречал доктора Хаберле, прозванного Хорьком. Его замещает другой учитель.
Вы знаете, как это бывает в больших заведениях: ничто не остается тайной. А если и остается, то совсем недолго. Секретарши рассказывают секрет уборщицам, уборщицы — воспитателям, воспитатели — своим любимчикам среди учеников. Мне все рассказывает господин Хертерих, бедняга, которого мы так довели, что он превратился в свою собственную тень. Аптекарь из Фридхайма как-то сказал, что он покупает слишком много снотворного. За ночь принимает не менее пяти таблеток и находится под наблюдением врача. Притом надо сказать, что над ним никто уже не измывается, даже Али. Его просто никто не замечает. Должно быть, это самое худшее: когда тебя просто не замечают.
Господин Хертерих рассказывает:
— Доктор Хаберле уволен до истечения контракта.
— За что?
— Только никому ни слова об этом.
— Ладно. Так за что же?
— Он изнасиловал Геральдину.
— Чушь.