Разумеется, не воспользоваться такой возможностью он не мог, и активно разгуливал по шпилю, прислушиваясь к разговорам служанок, их сплетням и последним новостям.
Нельзя было теперь его и обыскивать, что позволило юноше наконец пронести в шпиль свое главное изобретение. В своей новой комнате, пусть все еще не слишком богатой, но хотя бы просторной и не расположенной на нижних этажах, он достал из-за пазухи толстую железную трубу, один из концов которой был наглухо заковал. В ствол он стал пересыпать часть пороха, который удалось сделать к этому моменту, затем заткнул ствол слоем бумаги и насыпал внутрь мелких осколков шлака, набранных в мастерской Ийро. Полноценным огнестрельным оружием назвать это было сложно, да и пользоваться им было неудобно, но теперь, когда он практически в открытую вышел против Фриды и ее заговора ему было куда спокойнее, когда под одеждой за пазухой у него было средство последнего шанса.
И так, с оружием наготове, он стал часто покидать свою комнату, чтобы узнать что-нибудь новое, подготовиться к тем интригам, что его ждут. Особенно интересно ему было наблюдать за Фридой, которая, куда бы она ни шла, вечно занималась чем-то сомнительным, всякий раз заставляя Келефа удивляться тому, что она до сих пор не оказалась на морозе с подобными замашками. Впрочем, она была крайне полезна Карамаху, являясь, по-сути, его правой рукой и советницей, мнение которой зачастую было решающим при решении особо спорных вопросов. Так и сейчас Келеф, заметив, что она спешит куда-то по узким коридорам шпиля, вышел из тени, стараясь как можно более бесшумно проследовать за ней. Женщина спустилась в самый низ, в ангар, где ее уже ждал закрытый паланкин, и любопытство юноши разгорелось еще сильнее — она явно пыталась скрыться от посторонних глаз, но зачем?
Он стал следовать за ней, благо что паланкин был не самым быстрым способом передвижения. Держась на почтительном расстоянии, он пользовался преимуществом в том, как хорошо выучил город за время пребывания здесь, и как хорошо знали его местные. Когда паланкину нужно было пробраться через извилистые улицы, Келеф даже не пытался следовать шаг в шаг, а вместо этого свободно заходил в дома горожан, во многих из которых его приветствовали с улыбкой, и проходил прямо через них, срезая часть пути. Фрида спускалась все ниже и ниже, и из тени мутных, грязных окон за ней следил он, тихо преследуя до самого нижнего города, где женщина, что-то коротко приказав своим людям, вошла в неказистый двухэтажный дом, ни в одном из окон которого не горел свет.
Келеф обошел дежурящих у вход людей по дуге, дошел до соседнего дома, постучал. Коротко поприветствовав жителей, он попросил разрешения войти, убедив их, что это дело государственной важности, и хозяйка-темилька пропустила его на второй этаж. Там, сидя у окна, в тени, он наблюдал, как Фрида заходит в пыльную, грязную комнату на верхнем этаже соседнего дома, садится на кровать, закинув ногу на ногу. Там ее уже ждал Эрман, старший сын Сеотосов, одетый в вычурно простую одежду. Он так старательно пытался не выглядеть как человек из знатного круга, что это выглядело смешно — юноша был совершенно оторван от простого народа, в отличие от его сестры.
Двое стали о чем-то громко спорить, но звук не доходил до Келефа через пелену дождя и закрытые окна. Он мог лишь наблюдать за тем, как Фрида что-то строго повторяет Эрману, а тот о чем-то раз за разом сокрушается, нервно ходит по комнате. Наконец, она протянула ему руку, и тот, вздохнув, неуверенно подошел к ней. Одно короткое слово, и юноша встал перед женщиной на колени, а она положила ладонь ему на макушку, медленно, ласково поглаживая.
— Охереть можно, Фрида… — прошептал, ухмыльнувшись, Келеф.
Фрида провела рукой по щеке вспыльчивого юноши, что-то ему сказала. Он ответил уверенным кивком головы. В его взгляде, и это было видно даже через мутные стекла, читалась не просто любовь, а настоящее обожание. Эрман медленно опустился ниже, Фрида приподняла полы одеяния, и юноша принялся целовать ее ноги, обтянутые черными полупрозрачными чулками.
У Келефа от увиденного отвисла челюсть. Конечно, он понимал, что Фрида не просто так готовит свой переворот именно в этом доме, но подобного точно ожидать не мог. Она запустила все свои четыре руки гораздо глубже в семейство Сеотосов, чем собакоголовый мог себе представить, и оставалось лишь догадываться о том, что она собирается делать дальше. Но в одном Келеф мог быть уверен — Рина не в безопасности, не при ее праве на правление.
Вскоре он покинул дом, заплатив его хозяевам за молчание, и поспешил вернуться в шпиль. Там уже велись приготовления, и он сам должен был быть готов к церемонии, а значит нужно было привести себя в порядок. Он принял ванну, надел парадную синюю форму Сеотосов, как следует закрепил на поясе ножны с мечом, подаренным Риной. Не забыл, впрочем, и про ручную пушку, спрятав ее за поясом, под
