проверить его слова, но вот скрыть тот факт, что он начал вооружать личную гвардию для его дочери он пока еще мог, не говоря уж об изобретении пороха.
— А что мог бы? — наконец, после минутного молчания тихо спросил глава дома.
Собакоголовый ответил не сразу. Что он действительно мог повторить? Даже создание пороха и пластика показало, что повторить современные технологии весьма непросто. Возможно, если бы у него был год-другой на разработку, он смог бы представить надежное, рабочее огнестрельное оружие, но на этом его идеи пока заканчивались. Да и чего вообще хочет Карамах?
— Все зависит от потребностей. Я занялся изготовлением ринита чтобы дать нашему такурату продукт на экспорт. — созданный из краки пластик юноша решил назвать в честь своей госпожи.
Карамах тихо хмыкнул, даже не пытаясь улыбаться. Он взял в руки одну из грубо отлитых и заточенных напильником расчесок из ринита, стал крутить ее в руках.
— Зачем тебе это? Чего ты хочешь взамен?
Юноша выдохнул. Архатим Карамах Сеотос оказался умнее и добрее, чем он предполагал с самого начала. Чисто технически, он мог бы прямо сейчас заковать его в цепи и пытать, вытягивая все известные Келефу технологии, но решил действовать от обратного, предложить пряник, а не кнут. Это было логичным, взвешенным решением, потому как собакоголовый пусть и пытался уходить от прямых ответов, но, очевидно, знал больше, чем дал сейчас. К тому же, он не раз доказывал свою верность его дочери и лояльность его дому. Да даже назвал материал, который изобрел сам, в честь Рины, хотя мог бы сохранить свое имя в истории.
— Я хочу получить титул индара и стать вашим полноправным вассалом, а не слугой.
— Это можно устроить, — понимающе кивнул Карамах. — Цара проверит твою кровь. Если она достаточно сильна, титул перейдет по наследству твоему старшему отпрыску.
Основным признаком знати была кровь. И, в отличие от Земли, здесь это понятие имело не столько сакральное значение, сколько являлось практической необходимостью, продиктованной местной системой экономикой и устройством общества. Дело в том, что именно знать имела достаточно большую резистентность к миаму, чтобы, начав употреблять его в детстве, не погибнуть от отравления водой жизни, а научиться использовать его для колдовства — простолюдины очень редко выживали при подобных попытках. И если обычный человек мог получить знатный титул и свой личный надел, то вот передать его детям он мог лишь в том случае, если его родословная достаточно резистентна к влиянию миама.
— Тебе будет дарована плавучая деревня и все полагающиеся к ней суда. Взамен я требую от тебя, как от своего вассала, верной службы и продолжения твоей работы. Если тебя будет преследовать успех, я дам тебе гораздо больше.
— Благодарю вас, — склонил голову Келеф, потянувшись за маской, лежащей на столе. — У меня есть еще одна небольшая просьба. Мое слово мало что значит, но к вам прислушаются. Я хотел бы просить вас огласить эдикт, согласно которому никто не сможет требовать от меня показать свое лицо.
Впервые за долгое время Карамах слабо, едва заметно улыбнулся. Он сразу же вернул себе прежнее безэмоциональное выражение лица и, лениво взмахнув рукой, спросил:
— Зачем тебе это? Ты мог бы добиться большего, если бы не скрывал его такой позорной личиной.
— Я слишком долго был в чужой тени. — коротко ответил Келеф.
***
Посвящение в индары должно было состояться через два дня. Карамах снова был в разъездах, но по такому случаю задержался в шпиле на чуть более долгий срок, заодно разбираясь в накопившихся делах такурата. И пусть Келеф еще не стал знатью, теперь он мог гораздо более свободно перемещаться по дому и городу без необходимости отчитываться перед кем-либо о своих делах.
