— При чем тут это? — обиделся он. — Я не собирался тебе предлагать...
— Собирался, — прервала она бесцеремонно. — Но даже если не собирался. Что еще ты мне можешь предложить? Стать твоей сто сорок восьмой или сто сорок девятой официальной любовницей? Спасибо. Можно как-нибудь потом? В другой раз?
Она оглянулась на меня.
— Андрей, отвези меня, пожалуйста, домой. Поколебавшись, я начал подниматься. Храповицкий был шокирован. Он облизнул пересохшие губы.
— Сидеть! — рявкнул он мне грубо.
Наверное, если бы он взял на октаву ниже и добавил «пожалуйста», я бы не сдвинулся с места. Но собачьи команды я не воспринимаю.
Я в недоумении уставился на него. До сих пор он никогда не позволял себе обращаться ко мне в таком тоне. Он был зол как черт, глаза налились кровью.
— Сидеть, я сказал! — повторил он, не снижая накала. — И не дергаться, пока я не разрешу.
— Это ты мне? — уточнил я, стараясь говорить спокойно.
— Ты никуда не поедешь! — объявил он безапелляционно. — Ты останешься здесь, со мной.
И повернув голову к Диане, он бросил ей с небрежностью, за которым скрывалась досада:
— Тебя отвезет моя охрана.
Она молча пошла к выходу. Я последовал за ней.
— Ты что, не слышал? — окликнул меня Храповицкий. — Я, кажется, ясно выразился!
— Для нас обоих лучше считать, что я не слышал, — ответил я вежливо.
— Стой! — вновь хрипло пролаял он. — Вернись на место! Пока я начальник, я решаю, куда тебе идти! И когда это делать!
— Значит, с этой минуты ты мне не начальник, — отозвался я. И поскольку он совершенно не понимал, о чем я говорю, я пояснил: — Считай, что я уволился. Порой все проще, чем кажется.
И вышел, деликатно прикрыв за собой дверь, чтобы его матерная брань не разносилась по коридору. Не успел я отойти, как за мной выскочила Ольга.
— Андрюшечка! — в ужасе запричитала она. — А нам как же быть?
— Оставайтесь, — пожал я плечами. — Ничего не меняется.
Я достал из сумки деньги и отсчитал ей две тысячи долларов.
— Остальное я доплачу тебе завтра, — пообещал я. — Постарайся, чтобы все остались довольны.
Она взвизгнула и бросилась мне на шею.
— Можешь не сомневаться! — горячо заверила она. — Девки до потолка прыгать будут.
— Я рад за них, но вообще-то я не о них говорил.
— Да не бойся! На всю жизнь нас запомнят!
2
Когда мы с Дианой оказались в машине, она закуталась в свое длинное вязаное пальто с причудливым рисунком и, отвернувшись к окну, зевнула, прикрыв ладонью рот.
— Кажется, я и впрямь хочу спать, — проговорила она. — Устала что-то. Отвези меня ко мне домой.
Она выглядела утомленной, как актриса после тяжелого спектакля. Я тоже был вялым и подавленным. Было около двух часов ночи, на улице стояла темень. Не было видно ни души. Даже машины не попадались нам навстречу.
— Я именно так и собирался сделать, — сказал я.
— Вот как? — спросила она с иронией. — Очень благородно с твоей стороны. Учитывая, что из-за меня ты чуть не подрался со своим начальником.
Она ненадолго замолчала, потом потрепала меня по лежавшей на руле руке.
— Не расстраивайся, — утешила она меня. — Он просто пьян. Завтра протрезвеет, и вы помиритесь.
— Не думаю, — ответил я рассеянно.
— Почему? — спросила она, удивленно поднимая брови. — Ведь глупо ссориться из-за случайной женщины. Я имею в виду, что вы оба совсем меня не знаете.
— Ты тут только повод, — возразил я. — Храповицкий любит сравнивать людей с животными. Так вот, между жизнью с кроликом и жизнью с хищником существует некоторая разница. Хищник, сколько его ни дрессируй, рано или поздно бросается на человека. И если человек пугается, зверь это запоминает. Можно, конечно, начать унижаться, это даст некоторую отсрочку. Но, скорее всего, тебя все равно сожрут. Вопрос времени.
— Не понимаю, — равнодушно призналась она. — Зоопарк какой-то.
— В зоопарке, пожалуй, поспокойнее, — усмехнулся я.
— Ну, и что ты теперь собираешься делать?
— Откуда я знаю? У меня еще не было времени подумать. Порой я сначала делаю, а потом уж только думаю.
— А я всегда так поступаю! — объявила она не без гордости. — Только чаще всего я и потом не думаю. А зачем? Правильно — неправильно, какая разница, если что-то уже случилось? Забыла — и все.
— Кстати, насчет твоего согласия поехать сегодня с нами. Это было не очень разумно. Хорошо, что все закончилось так. Я имею в виду, хорошо для тебя. Но когда-нибудь ты можешь доиграться.
— Не волнуйся, — снисходительно улыбнулась она. — Я умею за себя постоять. Я всегда контролирую ситуацию.
Женщины любят повторять эту заезженную фразу. И откуда только среди них берется так много обманутых и изнасилованных?
Она не возвращалась к разговору о Флоренции. А я не спешил ей напомнить. Колдовство выдохлось, меня уже не тянуло к ней с прежней силой. Меня к ней вообще больше не тянуло.
В соответствии с ее указаниями я свернул во двор многоэтажного дома в новом микрорайоне. Район продолжал застраиваться, напротив дома торчали краны, черной осклизлой ямой зиял котлован, вокруг валялись груды строительного мусора. Все это я различал в свете фар, поскольку фонари уже не горели, а может быть, их еще и не успели подключить. Я медленно крался на машине, маневрируя между беспорядочно припаркованными вдоль дома автомобилями, время от времени попадая колесом в выбоины и негромко чертыхаясь.
— Дом недавно сдали, — с досадой объяснила Диана. — Лет пять пройдет, прежде чем здесь все благоустроят. Я говорила Владику, что нужно покупать квартиру в центре города, но ему же вечно денег жалко. Нам дальше. Предпоследний подъезд. Ой, смотри-ка, машина Владика стоит! Почему здесь? Ее охрана обычно на стоянку отгоняет. Интересно, что там за возня?
В конце двора действительно происходила какая-то непонятная суета. Небольшая группа людей столпилась на улице, кто-то метался в подъезд и обратно. Стояли два милицейских автомобиля с включенным ближним светом. Мы подъехали ближе.
— Ограбили, что ли, кого-нибудь? — продолжала гадать Диана.
Я нажал кнопку и опустил стекло. До меня донесся обрывок разговора.
— Ну, надо же! — ворчливо говорила худая высокая женщина в накинутом поверх халата пальто. — Вот как после этого в подъезд заходить?! Хоть каждый раз милицию вызывай!
— Жуть что делается! — согласно кивала другая. — За детей страшно.
— Что-то случилось? — спросил я у них.