Раха, но нуждалась в Эзме, ведь я заключила с ней союз. Я нуждалась в ней и ее Клинках.
Когда левантийцы разделились, все молчали. Никто не кричал в гневе, они даже не смотрели друг на друга, делая выбор – остаться или уйти. Так удивительно было смотреть на уважение, которое они проявляли к решению других.
– Тебе не обязательно оставаться, – тихо произнесла Сичи под строгий топот шагов. Она посмотрела на Нуру, но та не повернула головы. – Не мне решать за тебя.
– Конечно, – ответила она, пока левантийцы шли мимо к двери, обходя тех, кто выбрал Эзму. – Я сама приняла решение.
На другом конце зала перешептывались генерал Мото и министр Мансин, и у меня в груди стянулся тугой узел.
Мало-помалу перемещения закончились, и в зале осталось гораздо меньше людей. Возможно, половина. Трудно было понять по лицу Эзмы, рассчитывала ли она на такой результат. Больше здесь людей или меньше, чем ей необходимо. Чем необходимо мне. Я скользнула взглядом по Мансину, склонившему голову к самому влиятельному генералу.
Когда все улеглось, Эзма посмотрела не на левантийцев, а на меня.
– Наш союз был основан на взаимном желании свершить правосудие над Гидеоном э'Торином, – сказала она по-кисиански, высокая и гордая, несмотря на потери. – Но раз ты предала нас на последнем этапе, поддавшись на уговоры своего любовника, теперь от ночной победы уже ничего не осталось, – произнесла она с таким отвращением, что вся моя гордость растворилась. – Поздравляю, ваше величество, вы избавили свою землю от левантийцев.
Без поклона и без левантийского приветствия, только с презрением на лице она развернулась, чтобы обратиться к оставшимся левантийцам, а потом жестом поманила своего ученика и удалилась. Левантийцы последовали за ней. Когда они вышли за двойные двери, остались лишь горстка кисианцев, Нуру и отчаянная потребность позвать их обратно, застрявшая у меня в горле.
– Беги за Рахом э'Торином, – приказала я караульному у двери, не успев даже задуматься. – Скажи ему, что я хочу поговорить, прежде чем он уйдет.
Глупая, отчаянная просьба, и все же солдат был обязан подчиниться. Кивнуть, поклониться, пробормотать «да, ваше величество» и выполнить приказ. Однако вместо этого он посмотрел на министра Мансина, и тот покачал головой. Солдат не сдвинулся с места.
– Ты меня слышал? – Мой голос сорвался на пронзительный крик. – Я приказала тебе…
– Он слышал, ваше величество, – спокойно заявил Мансин. – Но никто не побежит за левантийцами, чтобы мы снова наделали долгов, по которым не сможем расплатиться.
Он кивнул генералу Мото, и тот направился к двери, не глядя в мою сторону.
– Генерал Мото, – окликнула его я. – Генерал Мото, я не давала вам разрешения уйти.
Генерал дернул плечом, словно отгонял назойливую муху, но не повернул головы. Стражу он взял с собой, и двери за ними захлопнулись, их удар возвестил об окончательности его решения. Всего несколько минут назад зал был полон, а теперь остались только я, Сичи и Нуру. Ни гвардейцев, ни генералов, ни лордов, ни левантийцев. Я чувствовала себя голой, будто забыла надеть платье.
– Ты можешь уйти, – обратился Мансин к дочери, даже не поглядев на нее.
– Нет.
– Нет? Я твой отец, и это приказ.
В его голосе звучал гнев, хотя лицо оставалось нейтральным. Маска, которой он прикрывал свои обиды, как и все мы.
– Поскольку вы дважды после моего возвращения заявили, что я больше вам не дочь, я останусь. – Она носила ту же маску, не позволяя ему увидеть свою боль. Разве теперь у него было на это право? – Если вы не намерены увести меня силой, вам придется смириться с моим присутствием.
– Хорошо, но ее я здесь не потерплю, – ткнул он пальцем в Нуру. – Левантийцам здесь не место, и я заставлю ее уйти даже силой, если понадобится.
Никто не сомневался в его словах. Потеряв дар речи, я лишь смотрела, как Нуру и Сичи переглянулись и кивнули. Потом Нуру бросила презрительный взгляд на человека, который когда-то был моим самым преданным сторонником, и ушла.
Как только за ней закрылась дверь, министр Мансин сложил руки за спиной и встал передо мной и Сичи, как перед нашалившими детьми.
– В чем дело? – спросила я, просто чтобы хоть что-нибудь сказать, сделать вид, будто у меня все под контролем.
– В чем дело? Вы потерпели неудачу как лидер, ваше величество. Я, как и многие другие, рисковал жизнью в надежде, что вы станете тем, кто объединит империю. Поначалу казалось, что ваши способности, ум и любовь к Кисии беспримерны. И не имело значения, что вы женщина. Поначалу.
– А теперь имеет? Моя грудь встала на пути к объединению империи?
Он окинул меня презрительным взглядом, не одобряя откровенные высказывания, которые раньше поощрял.
– Вряд ли, ваше величество. Но каковы бы ни были причины, вы постоянно ставили требования левантийцев выше нужд собственного народа и предпочитали их общество кисианским союзникам, которых вам следовало бы взращивать.
– Они самые сильные воины, – возразила я, стиснув кулаки, чтобы сдержать ярость. – Способные как стать нашими преданными союзниками, так и злейшими врагами, и я знаю, какой вариант лучше для Кисии.
– И даже с этим вы не справились. – Он обвел взглядом пустой зал. – Похоже, их больше здесь нет.
Я не ответила, и Мансин начал медленно ходить взад-вперед по залу.
– Когда-то вы восхищались моей преданностью империи, ваше величество. Эта преданность неизменна, мне лишь жаль, что теперь у вас есть повод проклинать ее. – Он повернулся, глядя мне прямо в глаза. – Я буду править империей вместо вас. Не оспаривайте это решение. Все генералы меня поддержат.
Как бы посмеялся Дзай. Он же говорил, что трон займет кто-то из генералов, а наши имена больше ничего не значат. Власть в руках тех, кто командует армией, а Отако и Ц'аи останутся на обочине.
– Да здравствует император Мансин? – сказала я, гордо подняв подбородок.
– Едва ли. Мы считали вас подходящей императрицей, потому что вы объединяете фамилии Ц'ай и Отако, то есть важный символ для тех, кто еще придает этому значение. Вы останетесь на троне, но генералы, советники, гвардия и губернаторы будут выполнять мои приказы.
– Значит, я стану марионеткой?
– Декоративной фигурой.
– Вы так уверены, что получите поддержку?
Мне хотелось бросить ему вызов, но даже я сама услышала в этих словах лишь слабую надежду.
– Ваши советники и генералы тревожатся за империю, как и подобает. Кисия всегда на первом месте. – Он с жалостью улыбнулся. – Можете убеждать простолюдинов, что вы бог, но император Кин уже давно создал прецедент. Все знают, что он не был богом, а Кисия не принадлежала ему по праву. Как и вам. Она принадлежит народу, а вы должны служить этому народу во что бы то ни стало. И по этой причине я ответил согласием на просьбу чилтейцев о подписании договора о границах. Ваш брак с
