скорее добраться до Мотии. Там он намеревался снарядить несколько кораблей и повести их к Криту. Александриец не сомневался, что со стороны Афиниона, Катрея и других высших командиров, которые дорожили дружбой с ним, он найдет понимание и поддержку.
Когда Скавр напомнил Мемнону, что в руках у него Сирт и Астианакс и что он отпустит их не иначе как в обмен на Фонтея Капитона и Тукция Сентина, в сердце александрийца закралось подозрение: а не выдумана ли римлянами вся эта история с пиратами? Но друзей нужно было выручать. Поэтому Мемнон согласился на обмен, но с условием, что за Сирта и Астианакса он отпустит только одного из пленников. Скавр, поколебавшись, ответил на это согласием, причем удивил Мемнона тем, что выбрал для обмена Фонтея Капитона (александриец не мог знать, что тот был близким другом Скавра). Скавр же пояснил, что отец молодого человека не так богат, чтобы прислать за него выкуп, а сенаторов могут выкупить за счет государства.
Когда Сирт и Астианакс присоединились к отряду Мемнона, тот повел всадников от моря по кратчайшему пути к Мотии.
К Лукцею Мемнон отправил гонца, чтобы предупредить самнита, что в Катану он не вернется в связи с постигшей его бедой. Ранее он объявил о своем решении остаться в Катане и там готовиться к походу на Мессану, призывая к восстанию рабов восточного побережья острова.
Судя по карте, отряду Мемнона предстоял путь протяженностью не менее ста семидесяти пяти римских миль. Самая короткая дорога к юго-западному берегу острова вела через перевалы Терейских гор к Месопотамию. Оттуда путь лежал вдоль берега моря по хорошей дороге до самой Гераклеи. Всадник, не жалея коня, мог преодолеть все это расстояние за два-три дня.
Мемнон хотел в тот же день добраться до Месопотамия и только там дать отдых лошадям, но Сирт, хорошо знавший местность, убеждал его сделать остановку возле Акр или Касмен. Близилась ночь, а до Месопотамия оставалось не менее двадцати восьми миль.
Сирт оказался прав. Отряд успел засветло миновать Акры. Ночь застала всадников под Касменами, где им пришлось спешиться.
Отряд расположился прямо возле дороги, в четырех стадиях от города, в котором уже знали о появлении мятежников. Там думали, что это передовой отряд разведчиков, за которым двигается целое войско. Поэтому все въездные ворота были заперты, а солдаты гарнизона и вооруженные обыватели поспешили на городские стены.
В это время на дороге со стороны Акр показались десять или двенадцать всадников, мчавшихся во весь опор.
– Я их знаю, – приглядевшись, сказал Сирт Мемнону. – Это всадники Лукцея.
– Похоже, они спешат сообщить нам что-то важное, – предположил Астианакс.
Всадники действительно принесли неожиданную весть, которая обрадовала всех, и в первую очередь Мемнона: они сообщили, что на самом закате в Катану прибыли корабли Катрея.
Командир прибывших всадников докладывал Мемнону:
– Корабли родосца уже вошли в гавань, когда Лукцей узнал от твоего гонца, что ты намерен идти в Мотию. Поэтому он сразу же послал нас следом за тобой.
В обратный путь отряд пустился, как только рассвело. На этот раз всадники берегли лошадей и прибыли в Катану только через шесть часов, сделав в пути две короткие остановки.
С Катреем Мемнон познакомился позапрошлой зимой во время одной из поездок в Эмпорий Сегесты. По пути туда он как-то заехал в Мотию, где его с радушием принял ахеец Скопад. В честь александрийца он устроил пир, пригласив на него всех старших командиров, и в их числе Катрея. Родосец Мемнону понравился. Моряки сразу нашли общий язык, беседуя о будущей роли флота восставших, о преимуществах либурнийских кораблей перед римскими биремами и даже триремами. Мемнон обещал тогда свое содействие в переговорах Катрея с киликийскими пиратами, у которых родосец хотел приобрести двухпалубные корабли. В разговоре с ним Мемнон также поведал Катрею о положениии дел на Крите. От него родосец узнал, что Кидония и Фаласарны в последнее время охотно принимают пиратов на службу во флоте. Позднее, когда Катрею пришлось увести свои корабли из Мотии, он вспомнил о своем разговоре с Мемноном и принял верное решение, отправившись на Крит, чтобы предложить фаласарнийцам свои услуги. Влившись со своей эскадрой в состав флота Фаласарн, Катрей участвовал в трех походах к берегам Греции и Малой Азии. Власти Фаласарн были им довольны. Когда же Катрей и его товарищи узнали, что Лукулл в Сицилии потерпел неудачу и снял осаду Триокалы, все они решили при первой же возможности вернуться к берегам Сицилии. Была зима, относительное затишье на море то и дело сменялось сильными ветрами, а вид неба порой внушал страх даже бывалым морякам. Но это не могло остановить отважных морских скитальцев. В конце января родосец договорился с фаласарнийскими космами о выходе своей эскадры в свободное плавание. Совет космов ничего не имел против этого. Никто из них не мог предположить, что беглый раб, ставший свободным и преуспевающим человеком в Фаласарнах, снова примет участие в безнадежной войне с Римом.
К тому времени у Катрея было двадцать шесть однопалубных и девять двухпалубных судов, которые могли под парусами и на веслах развивать большую скорость. Правда, многие из них довольно сильно обветшали и нуждались в починке. От берегов Крита до Сицилии эскадра прошла за шесть дней, пользуясь устойчивым попутным ветром. В один из первых дней февраля корабли Катрея вошли в гавань Мотии. Их восторженно приветствовали воины Скопада и Бранея. Возвращение Катрея было большой радостью для Афиниона, ибо именно в эти дни он принял окончательное решение перенести войну в Италию при первых же слухах о походе кимвров на Рим.
Поначалу киликиец рассчитывал на помощь пиратов, которые могли бы переправить на италийский берег хотя бы пять тысяч воинов. Этот отряд должен был двинуться навстречу кимврам с юга, по пути призывая к восстанию рабов в Бруттии, Лукании, Апулии и Кампании. Афинион не сомневался, что ряды восставших по мере их продвижения к Риму будут пополнены многими тысячами италийских невольников. Но вскоре стало известно, что римляне готовятся к большому походу против пиратов. И на Крите, и в Киликии эвпатриды моря теперь были целиком заняты приготовлениями к войне с римлянами – им было не до Сицилии. Отныне Афинион мог рассчитывать только на корабли Катрея…
В день похорон Сальвия эскадра Катрея уже третий день была в море. Решение покинуть мотийскую гавань родосец принял самостоятельно. Он был убежден, что основные события этого года развернутся у восточного побережья острова и непосредственно в Сикульском проливе, поэтому его кораблям следует находиться в гавани Катаны, занятой восставшими. Оттуда они могли в любое время быстро достигнуть пролива. Катрей также планировал заняться в катанской гавани починкой своих судов.
Мемнон и Катрей встретились, как братья. Родосец уже знал о постигшем Мемнона несчастье и сам предложил ему для путешествия на Крит шесть лучших своих дикротов. Вместе с родосцем в Катану прибыл Гай Цестий. Он передал Мемнону письмо от Требация. Архипират настоятельно просил александрийца употребить весь свой авторитет среди восставших, чтобы убедить их послать на защиту Крита все имеющиеся у них корабли. «Мне известно, что ты стал вторым человеком в Триокале после Афиниона, – писал Требаций. – Поэтому тебе нетрудно будет это сделать. Помни о священной клятве, которую ты дал два года назад в конвенте».
– К сожалению, из тридцати пяти моих кораблей только восемь или десять судов пригодны для серьезного морского боя, – сказал Катрей, когда Мемнон вкратце передал ему и Лукцею содержание письма.
– Мы не можем рисковать, отослав к Криту все корабли, – решительно заявил Лукцей. – Пользы от них в сражении будет мало. Потеряв же все корабли, мы так и останемся запертыми в Сицилии. Без них мы не сможем переправить в Италию даже небольшой отряд…
С этим не стал спорить и Цестий, который еще в Мотии смог убедится в том, что почти все корабли эскадры находятся в плачевном состоянии.
– Требаций получил явно неточные сведения о кораблях, которыми располагает Катрей, – с досадой сказал он. – Он говорил мне, что рассчитывает по меньшей мере на сорок двухпалубных кораблей.
Было решено, что Мемнон
