К тому же, терпя все эти штуки, она полагала, что тем самым делает что-то чрезвычайно важное. У нее складывалось ощущение, что она совершает подвиг. И это не казалось уже таким противным. Но сегодня что-то изменилось… Акеми поняла, что женщина собирается выгнать ее… и что она не из тех, на кого можно подействовать слезами и мольбами. Акеми любила ее… И, хотя оказаться сейчас на улице ей совершенно не хотелось, она чувствовала, что не в силах больше сопротивляться. Испытывая страшные мучения, она смотрела, как женщина сжигает в ванне все ее шляпки. Но когда она рискнула вмешаться, женщина ответила, что все эти шляпы таят в себе несчастье, и сожгла их все до единой. Потом мучительница снова наполнила ванну и, схватив Акеми за волосы, окунула ее лицом в воду, где плавал пепел. На этот раз она продержала несчастную несколько дольше, чем обычно. Акеми показалось, что ее хотят утопить, что в данном случае было бы не так уж и плохо. А сверху все бубнил голос женщины, рассказывавшей ей про империю инков.
— Хоть ты и слишком глупа, чтобы понять, но во времена инков полагали, что человеческое имя незримо связано с его демоном. Поэтому смена имени — смена демона. А назвать свое имя означало довериться демону. Отныне тебя зовут Акеми. И ты будешь жить одна.
Акеми вышла, унося с собой коробки с пеплом от своих шляп. На ней были только сандалии, и она вся дрожала. Лишь у самого выхода женщина бросила ей платье. Акеми не знала, куда ей пойти. Ей было очень жаль своих шляп, но зато теперь она чувствовала, что дурная судьба покинула ее. Подумав, Акеми решила отправиться на вокзал Итабаси.
VIII — КАОРУ
Уходя все дальше от дома, Акеми беспрерывно оборачивалась. Она и надеялась, и одновременно опасалась, что женщина догонит ее. Путь ее пролегал через спальный район Ками-Итабаси. Неизвестно почему, но она вдруг подумала, что танцовщицы из баров жили именно в этом месте. Окна кое-где еще светились. Акеми показалось, что ей ничего не стоит очутиться в одной из этих квартир, что хозяин с радостью отопрет дверь, лишь бы она позволила макать ее лицом в ванну или жечь себе волосы. Не спеша, она подошла к дому, выкрашенному в кремовый цвет. Поскольку это здание не выглядело таким вычурным, как дом той красивой женщины, Акеми подумала, что здесь ее, возможно, не заставят выносить столь болезненные экзекуции… что она сможет еще с кем-нибудь пожить вместе. Она позвонила в квартиру на первом этаже.
— Кто там?
Из-за дверей показалась голова мужчины лет под пятьдесят. Лицо худое, с маленькими глазками… Брюки, темно-синий свитер…
— Здравствуйте, — вежливо ответила Акеми. — Можно я буду у вас спать? Но мне будет очень неприятно, если вы будете делать со мной какие-нибудь гадости.
— Так это ты младшая сестра Акияма?
Акияма. Раньше Акеми не слышала этого имени. Правда, та красивая женщина имела привычку изменять свое имя, и Акеми было засомневалась…
— Да, это я, — ответила она.
— Проблема в том, что в это время я могу уйти. Ты-то сама когда вышла? — Мужчина впустил ее, продолжая говорить.
Квартира выглядела жалко: узенькая кухонька и комната в шесть татами. Ничего похожего на мебель. Коробки с книгами и журналами стояли прямо на полу. В комнате пахло тестом: то ли рамен, то ли лапшой быстрого приготовления. Футон был задвинут в самый угол. Из приемника доносилась негромкая популярная мелодия.
— Однако я уже рассказал тебе по телефону, что было. Так что не стоило тебе так беспокоиться. Всего-то сломанные ребра. Конечно, если бы кость разорвала бы какой-нибудь внутренний орган, то все было бы куда серьезнее, а так — ерунда. Нужно время, чтобы перелом сросся как следует. Так что торопиться незачем. Тогда, конечно, все будет нормально… И еще я тебе говорил, что мы не платили взносов даже в службу соцобеспечения, поэтому, конечно, все это немного дерьмово. Организация такого рода могла бы выкинуть что-нибудь эдакое. А поскольку с ними уже были дела, мы рисковали остаться потом вообще без работы…
Мужчина копошился в узком пространстве кухни, где подогревал воду. Он говорил с сильным северным акцентом, и это успокоило Акеми. Она тоже родилась в холодных краях. Но воспоминания о своей родной деревне мало-помалу стерлись. Ей оказалось достаточным не думать об этом, и прошлое исчезло как по волшебству. От подобных мыслей у нее начинала дико болеть голова, особенно когда та красивая женщина макала ее лицом в воду или поджигала ей волосы. Так что Акеми старалась вообще не думать об этом. До встречи с той дамой Акеми часто били, причем преимущественно мужчины. Даже родной отец ее бил. Акеми не помнила кто, та ли красивая дама, что позволила ей пожить у нее, или кто-нибудь другой объяснил ей, что у битых людей всегда пустой взгляд. Какой взгляд у нее самой, Акеми не знала.
— Какая-то ты, ей-богу, странная! Приперлась ко мне, хотя я уже тебе все рассказал по телефону!
О чем он говорит, Акеми не понимала, но на всякий случай решила согласиться. Она подумала, что лучше соглашаться, не встречаясь с ним взглядом, чем вывести его из заблуждения. Акеми больше не вспоминала ту женщину, которая ударила ее по уху, ни того, что произошло, когда она, на свою беду, стала протестовать. Когда она потом обратилась в больницу, врач сказал, что у нее порвана барабанная перепонка. Боль не утихала несколько дней, причем у нее не было ощущения, что болит какое-то одно место. Впечатление было такое, как будто в ее тело проник крошечный зверек, называющийся «боль». Войдя в комнату, Акеми сперва не заметила, что в углу рядом с футоном стояла клетка, в которой металось маленькое существо.
— Его зовут Йосио. Не очень красивое имя, да? Так зовут сына моего приятеля. Однажды он зашел ко мне, и ты бы видела, что с ним случилось, когда он узнал, что мышь зовут так же, как и его сына. Я живу один и поэтому кого хочу, того так и называю. А тебя-то как звать?
— Акеми, — промямлила она.
— Ясно дело. Акеми, хочешь есть, Акеми?
— Немного.
Мужчина сказал ей, что должен пойти купить себе кое-что в аптеке, что на углу. Он натянул оранжевую куртку и вышел. Акеми решила убить мышь. Она прошла на кухню, где в раковине стояла и воняла грязная чугунная кастрюля. Не счищая прилипших кусочков мяса и овощей, Акеми наполнила кастрюлю до краев и поставила ее на пол. Потом она взяла клетку с мышью и попыталась погрузить ее в воду, но кастрюля оказалась слишком маленькой. Мышь несколько раз пронзительно пискнула. «Тебя больше не зовут Йосио, — прошептала Акеми. — Ты больше не Йосио, ты больше не Йосио, ты больше не Йосио, ты больше не Йосио, ты больше не Йосио, ты больше не Йосио». Но, как она ни билась, другого имени на ум ей не приходило. Акеми удивилась, как та женщина умудрялась придумывать столько разных имен. Наконец ей удалось открыть дверцу. Мышь бросилась к выходу и вцепилась Акеми в палец. Укус оказался ничтожным, но весьма болезненным. Пока Акеми, сидя на корточках, пересиливала боль, мышь, стараясь выбраться на свободу, свалилась прямо в кастрюлю. Тщетно пытаясь схватиться за кусочки подгнившей капусты, прилипшие к краям, она часто-часто перебирала своими тоненькими как спички лапками. Акеми смотрела, как из укушенного пальца капает кровь. У нее никак не получалось подобрать для Йосио другое имя. К тому же ей расхотелось ее убивать. Она представила, какую рожу скорчит хозяин, когда вернется. Где-то внутри нее стала подниматься новая волна боли. Еще в школе она услышала, что в человеческом теле циркулируют электрические токи. Учитель говорил, что их прохождение по телу обеспечивается благодаря нервным окончаниям. Акеми хорошо понимала его, потому что при сильной боли она испытывала ощущение волны, движущейся по ее телу. Она чувствовала эту волну, когда ее насиловали, били или жгли ей волосы… Мышь плавала в кастрюле.
