Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Вопрос о принадлежности того или иного персонажа, действовавшего в конце XV – начале XVI в., к этой корпорации решается каждым отдельным исследователем исходя из его собственного понимания критериев отбора. Из-за размытости маркерных признаков далеко не всегда предпринимаемые попытки являются удачными. Особенно трудно уловить грань между представителями низших слоев Государева двора и рядовыми детьми боярскими. Выполнение последними обязанностей и служб, типичных для членов двора, могло иметь случайный характер или быть вызвано неординарными событиями.
Далеко не всегда к участию в дипломатических процедурах привлекались исключительно дворовые дети боярские. Часто в качестве гонцов и приставов при послах использовались местные служилые люди, оказавшиеся «под рукой». Нет уверенности, что судьями низшей инстанции также назначались лишь члены Государева двора. Спорным, наконец, является вопрос о кормлениях. Есть основания говорить о широком бытовании в рассматриваемый период кормленной системы, которая охватывала в некоторых случаях и рядовых детей боярских[102]. При определении статуса приходится опираться на совокупность сведений о службе самого интересующего лица, службе его ближайших родственников и потомков (учитывая преобладание наследственности статуса), наличии и размерах сделанных ему пожалований.
При отборе новых лиц в состав двора имели значение как субъективные, так и объективные факторы. Для провинциальных детей боярских эта процедура могла проходить на индивидуальном уровне, так что привилегированный статус становился достоянием лишь некоторых семей и фамилий. Часть захудалых членов старомосковских боярских родов не попала в состав Государева двора. В актах Юрьевского уезда первой половины XVI в. неоднократно упоминаются Ананьины. Все они были потомками Анании Петровича, конюшего великой княгини Марии Ярославовны, из боярского рода Федора Бяконта. Юрьевские Ананьины отсутствовали в родословной росписи и не были позднее представлены в Дворовой тетради[103]. Выпущенными в родословной росписи оказались и многие Хвостовы. В 1550-х гг. в Суздальском уезде действовали Н.Я. Хвостов и его племянник Юрий Васильев. Они происходили от не названного в родословной росписи Я.П. Хвостова. Их новгородские родственники в середине XVI в. служили среди городовых детей боярских. Потеря дворового статуса могла произойти еще у их общего предка – Алексея Юрьева Хвостова, жившего во второй половине XV в.[104]
Среди галичан Писемских в составе Государева двора была представлена только ветвь Ивана Васильева. В 1482 г. он ездил с наказом к воеводам в Нижний Новгород, а в 1495 г. был среди детей боярских, провожавших великую княжну Елену. Его сын Андрей описывал Нерехту. В 1546 г. он был назван стряпчим. В Дворовой тетради были записаны братья Андреевы Писемские. Сопоставление актовых материалов с родословной памятью показывает, что в 1550-х гг. жили и другие Писемские, отсутствующие в этом сводном списке дворовых детей боярских[105]. Видимо, уже братья А.И. Писемского были отстранены от дворовой службы. Кроме этой ветви существовали и другие Писемские, не учтенные в родословной памяти. В Дворовой тетради по Мурому был записан С.Ф. Киселев, наследник нескольких поколений видных служилых людей. Его однофамильцы были городовыми детьми боярскими. Возможно, они вели происхождение от И.Г. Киселева, боярина Дмитрия Шемяки.
Справедливо замечание А.А. Зимина (идущее, правда, вразрез с другими его высказываниями), подкрепленное наблюдениями Г. Алефа, о значении «личных качеств и энергии служилых людей, от их взаимоотношений с великим князем». Принцип выдвижения в значительной мере основывался на «семейном», а не «родовом» праве, позволяя отмежевываться от нежелательных родственников и скрепляя брачными узами союзы наиболее удачливых семей в окружении великого князя[106].
Генеалогический состав приближенных Ивана III был далек от позднейших местнических стереотипов. Упрочили свое положение в боярской среде бывшие купцы Ховрины. В Боярскую думу вошли представители нескольких второстепенных фамилий, предки которых были неизвестны при московском дворе. Среди них были В.И. Китай Новосильцев, Г.А. Мамон и его родственник Д.И. Дмитриев (род Нетши). В ряду размножившихся потомков московских бояр невысокое положение занимали потомки Александра Елки (род Андрея Кобылы). Федор Колыч, основатель Колычевых, был известен только в качестве землевладельца. Ближайшие родственники этой фамилии – Хлуденевы, Стербеевы и Неплюевы – котировались не слишком высоко. Тем не менее И.А. Лобану Колычеву удалось достичь чина окольничего. Его старший брат Андрей был известен как воевода. Из Филимоновых, младших родственников Морозовых, происходил М.Я. Русалка, дворецкий великого князя. Новгородским дворецким был И.М. Волынский, предки которого были вытеснены из боярской среды в начале XV в.[107]
Неверным является утверждение И.Б. Михайловой, что Иван III возвышал старшие ветви боярских фамилий. Из рода Ратши среди Пушкиных ветвь Товарковых была младшей, что не помешало ее представителям занимать высокие места в придворном окружении. Челяднины, потомки последнего сына А.И. Акинфовича Михаила Челядни, значительно обошли старших родственников Остеевых и Слизневых. Поздно началось выдвижение Бутурлиных, никто из которых в конце XV в. не имел боярского чина. Захарьины-Кошкины, наиболее успешная фамилия потомков Андрея Кобылы, происходили из последней ветви этого рода. Младшая ветвь Колычевых дала своих представителей в Боярскую думу, в то время как старшая служила в верейском уделе. Третью ветвь Бяконтовичей представляли Плещеевы. Среди Добрынских Симские были «меньше» Гусевых, что не помешало им обойти последних на лестнице чинов. Близкая картина наблюдается у Заболоцких, успехи которых были связаны с потомками шестого сына Ивана Александровича Василия. Личным выдвиженцем Ивана III был Г.А. Мамон, братья которого и их сыновья не претендовали на попадание в Боярскую думу. Рядовыми вотчинниками были старшие Кутузовы[108].
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
