– Приедешь в следующий раз, найду что-нибудь получше.
Я отъехал и повернулся к Жасмин. Сердце у меня колотилось.
– Я же сказал, что мне нужен кокаин. Крэк я не спрашивал. Я не курю этот дурацкий крэк.
– Если тебе нравится кокаин, то это даже лучше. Если не понравится, я заберу… Может, мы как-то договоримся.
Я припарковался у разбитого фонаря. Жасмин достала из своей сумочки маленькую стеклянную трубку, закоптившуюся и с прилипшим к одному концу комком, похожим на остатки чистящего средства. Затем она протянула руку, и я дал ей один кусок. Завороженный, я следил за тем, как она ловко перебирает пальцами с длинными ногтями и загружает трубку. Когда она щелкнула зажигалкой под куском, он начал с треском и шипением плавиться. Потом она поднесла трубку к губам и вдохнула клубящийся белый дым, собравшийся в камере.
Когда Жасмин уже больше не могла держать дым в себе, она выдохнула, закрыла глаза и откинулась назад.
Я никогда не курил крэк и даже не хотел. Но я был не в том положении, чтобы спорить.
Она протянула трубку мне, но я некоторое время колебался. К тому моменту я нюхал кокаин почти девять лет. Мне это нравилось. Это было знакомым для меня делом. Конечно, у него были и обратные стороны, но с ними можно было справиться. Страх и самомнение препятствовали моему знакомству с крэком. «Камень» курили только полные торчки. Я же, в конце концов, был бегуном-марафонцем. Я не курил крэк.
– Да ладно тебе, попробуй. Такого кайфа ты еще не испытывал.
Я взял у нее трубку. Мне очень хотелось испытать кайф.
– Ну, может, немного.
Я выбрал самый маленький кусок, вставил его в трубку, как это делала она, поднес к трубке зажигалку и вдохнул дым, задерживая его в легких. В ту же секунду в голове моей словно раздался яркий взрыв звуков, запахов и красок. Я слышал свет, видел звук. Я привык, что для кокаина требуется время, но эти впечатления были совершенно другими. Существовало только «сейчас», безумно блестящее, великолепное, настоящее мгновение. Оно было восхитительнее всего, что я когда-либо ощущал. Это был мой Большой взрыв, мое второе рождение. И предвестник моего окончательного падения. Теперь я думал только о том, как повторить ощущения.
Когда у нас закончилась первая порция, мы вернулись к мусорному контейнеру. И возвращались четырежды за следующие сутки. С громилой мы стали лучшими друзьями. Он понимал, что не обязательно меня грабить – я и так рано или поздно отдам ему все, что у меня есть.
На второй день у меня закончились деньги. Жасмин занервничала и спросила, есть ли у меня кредитные карты. Я сказал, что есть, но наличные с них можно снять только в банке, а я сейчас не в таком состоянии, чтобы туда идти.
– Зачем нам в банк? Поедем в торговый центр! – воскликнула она воодушевленно.
Я разрешил Жасмин повести машину. Она остановилась на углу, где толпились какие-то подростки. У одного из них мелькнул пистолет. И еще у одного. Боже, да у них у всех пушки! Я покупал кокаин много лет и ни у кого еще не видел огнестрельного оружия. Жасмин вышла из машины и подошла к парням. Они все, как по команде, повернулись ко мне. Я занервничал и пододвинулся к пассажирскому сиденью. Потом Жасмин пошла обратно, а за ней шли парни.
– Ну вот, договорилась. Они едут с нами. Ты покупаешь им куртки «Стартер», а они отдают тебе товар.
Подростки сгрудились на заднем сиденье, и мы поехали в модный торговый центр «Черри-Крик», где за неделю до того я покупал себе брюки. Они знали, в какой магазин идти. Я сделал вид, что рассматриваю носки, пока парни спорили, кому достанется куртка с логотипом «Окленд-Рейдерс». Наконец каждый выбрал себе по куртке, я вывалил их все на прилавок и протянул свою золотую карточку American Express. Подростки надели шмотки и с важным видом вышли из магазина. Словно одна большая семья. Когда мы подошли к моей машине, они стали спорить по поводу того, кто должен мне отдавать дурь. В конце концов они дали мне крэка на тысячу долларов – достаточно на несколько дней.
Но к ночи я скурил все, отчего заволновалась даже Жасмин. Она советовала мне притормозить и оставить немного на потом. Но я знал, что никакого потом для меня не будет. Я понимал, что снова оказался в полной заднице. Вот уже второй день я не выходил на работу и не разговаривал с Пэм. Мне хотелось продлить кайф как можно дольше, потому что я не был уверен ни в чем.
Я открыл глаза. Во рту пересохло, распухшие губы потрескались. Я сел в кровати и увидел, что Жасмин исчезла. Я подошел к окну и посмотрел на стоянку у мотеля. Шел густой снег. Моей машины нигде не было. Вот дерьмо. Я натянул джинсы и обшарил карманы. Пусто. Никаких ключей, никаких денег или крэка. Голова у меня закружилась, к горлу подступила тошнота. Я опустился на запятнанную простыню, щелкнувшую статическим электричеством. И тут же вскочил на ноги – нужно как можно быстрее убираться отсюда. Оглядевшись, я понял, что моя куртка тоже исчезла.
Это был мой Большой взрыв, мое второе рождение. И предвестник моего окончательного падения.
Я вышел из номера и, невзирая на снег, побрел к Ист-Колфакс в одной рубашке с короткими рукавами, джинсах и кроссовках. Через несколько кварталов я нашел телефон-автомат. Прекрасно. Позвоню в полицию и скажу, что у меня угнали машину. Полицейские ее найдут, и я поеду домой. В будке пахло мочой, но, по крайней мере, она защищала от ветра и снега. Я снял трубку, нажал кнопку 9, потом 1, но потом замер с поднятым пальцем. Положив трубку, я посмотрел на телефон, снова взял трубку, набрал 9 и с шумом повесил ее. «Знаешь что, осел? – обратился я сам к себе. – Тебе нельзя звонить копам. Никто в таком состоянии не звонит копам».
Я вышел под снегопад. Пройдя несколько перекрестков, я увидел знакомый красно-белый знак. Подойдя поближе и посмотрев на улыбающееся веснушчатое лицо с логотипа Wendy’s, я едва не расплакался. Я зашел в ресторан и исследовал меню за кассами. Я не ел уже… Сколько? Четыре дня? Пара с двумя детьми смотрела, как я беру салфетки и вытираю ими лицо и руки. Выбрасывая салфетки в мусорное ведро, я заметил в нем тарелку для салатов, вынул ее и вытер. Потом подошел к раздаче с салатами и принялся накладывать в тарелку латук, бледные помидоры, порезанный сыр и сухарики.
