Книга Яснослышащий - Павел Крусанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Илья, сдержанный гордец и умница, ушёл следующим – окунулся с головой в поэзию, оторвав её от трепета струны. Тоже битва и тоже бездна – такая же безнадёжная, как и музыка. Он был сильной натурой. Слабые люди в любви и дружбе часто теряют искренность суждений и свободу действий. Не то Илья – он не терял, в любви и дружбе он не признавал оков, те, с кем он дружил и кого любил, ничуть его свободы не стесняли. Институт он не окончил, финансистом не стал, для поддержания штанов предался тонкому ремеслу – выучился делу у мастера книжной реставрации и устроился в переплётный отдел при Публичке. Потом по зову крови улетел в далёкий Ханаан на родину далёких предков. Где только люди не живут. А где люди – там книги. И книгам нужен ремонт.
Круглолицый Евсей, жизнелюб и весельчак с роскошными на зависть девам волосами, после распада «Зверинской» постучал с одними, потом с другими и вскоре роман с барабанами закончил. Остепенился, воцерковился. Женился на красавице Оксане из общины Князь-Владимирской церкви, несколько лет подряд на пару месяцев подряжался трудником в Белогорскую пещерную обитель на высоком берегу Дона, паломником объездил русские монастыри, Афон и Святую землю. Потом продал квартиру и с семьёй уехал в трудовой скит – дикое экологическое поселение на севере Ладоги.
Захар – поющая душа, редкого таланта мелодист, – сероглазый, мечтательный, худой и нескладный, женился на энергичной молдаванке, вместе с Майком записал альбом, родил двух девочек и, пока жена сживала со свету его родную мать, тихо сошёл с ума. Сначала на почве дзен-буддизма, потом – уже беспочвенно. Когда я случайно встретился с ним в последний раз, он собирал в Михайловском саду облако в стеклянную баночку, чтобы потом выпустить его дома в комнате. Сырая свежесть молодой зелени щекотала ноздри, рваная листвяная тень трепетала на гравийной дорожке. «Мы едим жизнь, и однажды она съест нас», – сказал Захар. Он был сосредоточен и пугающе безумен – облако ускользало.
В ту пору мне изредка начали сниться странные сны – не видеоряд, а череда застывших кадров. Чётких и достоверных, словно репортажная фотография. В этих картинках мир откровенничал со мной, делясь тайнами прошлого и будущего. Я смотрел на изображения, посланные мне прямиком в мозг, как посылают друг другу известия дельфины, и жизнь делалась понятной и ясной, точно рентгенограмма на просвет. Но пробуждение вновь взбивало донный ил, и ясность пропадала.
Переключу регистр ещё раз.
* * *
Интермеццо: фрагмент программы «Парашют» (конец нулевых)
Ведущая. Вы столько лет отдали музыке… Почему всё-таки простились с ней? Легко ли это вам далось, и нет ли запоздалых сожалений?
Август. Чёрт!.. Извините, сорвалось. Эта раскрашенная всей радугой переживаний растрата жизни оглушала. Но с музыкой я вовсе не простился. То есть с музыкой как таковой.
Ведущая (с удивлением). Но ведь вы не выступаете на сцене.
Август. Ещё чего. (Несдержанный взмах руки.) Согласен – в плену той грёзы протомился долго. Годы. Но и освобождался шаг за шагом. Хотя осознанно такую цель перед собой не ставил, поскольку сладкий плен нас не гнетёт.
Ведущая. И что же послужило причиной… э-э… разочарования?
Август. Прозрение. Оно пришло вместе с попытками понять, что всё же с нами происходит. Как вышло, что музыка вдруг стала всем, и почему ей это удалось.
Ведущая (с механическим воодушевлением). Напоминаю, в гостях у нас человек, имеющий прямое отношение к теме нашей передачи – участник памятной знатокам русского рока группы «Улица Зверинская» Август Сухобратов. Не скажу за других, но топот розового слона до сих пор гуляет эхом в моём большом сердце. Пожалуйста, Август, продолжайте.
Август. Да, рок всегда существовал в порядке сотворения кумиров – если ты намерен был надолго обосноваться в зале славы, то следовало обзавестись ордой поклонников и почитателей. Зачастую это происходило само собой, но всё же требовалось соблюдать кое-какие правила. В противном случае – судьба «Улицы Зверинской» и забвение.
Ведущая. Вы говорите о восьмидесятых? О начале? Я это время не застала.
Август. Ну да. В ту пору рок был не просто музыкой. Он противостоял официальной норме жизни. Именно жизни, а не только образцам её художественных достижений. Иначе говоря, этот музыкальный выбор говорил о твоём личном бунтарском отрицании устоев, иерархий и вообще всего строя обстоятельств в окрестностях твоего, в общем-то, беспечного существования. Даже в условиях вялого тоталитаризма подобный жест щекотал нервы – утрата опоры грозила зависанием и требовала обретения другого стержня. Поэтому в музыкальных избранниках видели не просто парней, умеющих принять позу и при этом попасть в ноты, а пророков, глашатаев новых контркультурных ценностей, не признающих фальшивые ценности официоза. В итоге кумиры разошлись по должностям. Один олицетворял интеллектуальную апологию маргиналов – сторожей, дворников и прочих беглецов с галеры, гребущей в будущее. Другой – романтический образ современника, чьи будни полны неизбывной экзистенциальной печали. Третий – трагедию личности, травмированной несчастной любовью к сладкой N. Четвёртый – вселенскую меланхолию комнаты с белым потолком. Пятый – воспалённую гражданскую совесть. Шестой – национальную идентичность, собранную в вязанку «мы вместе». Седьмой – идею ноля, решительного самоподрыва и аннигиляции. Так было в героический период и продолжалось по инерции ещё какое-то время, на вид казавшееся беспризорным. А между тем хозяева у наступившего времени имелись – революция стяжания бесповоротно инфицировала или сломала о колено всех. И русский рок, продолжая издавать характерные звуки, в действительности жил уже призрачной, загробной жизнью.
Ведущая. То, о чём вы говорите, это некоторым образом дополнительное измерение. А музыка? Чем для вас была она?
Август. Тут трудно обойтись без предыстории, поэтому прошу терпения. Принято считать, что одно искусство нельзя передать или объяснить средствами другого. В определённом смысле это верно. Да, музыку нелепо пересказывать словами, она свершается внутри нас собственными звуками. Да, живопись не выйдет изложить поэзией, а поэзию – нарисовать: на первую следует смотреть, второй – внимать. И прозу не получится сплясать в балете так, чтобы зрителя пробило – ах вот, оказывается, что хотел сказать нам автор «Котлована»! Всё верно, и чаще прочих к подобным аргументам прибегают музыкальные обозреватели и искусствоведы. Прибегают, вполне осознавая, что их задача именно в том и состоит, чтобы, слив в помои профессиональные спекуляции, растолковать как существо искусства в целом, так и его отдельных проявлений. Парадокс.
Ведущая (заинтересованно). Вы это утверждение оспариваете? Что музыку не передать словами, а прозу не сплясать?
Август. В известной мере.
Ведущая. В какой именно?
Август. Вот в этой: насколько верно представление, что музыка способна поведать о себе только звуками. И вообще, не выглядит ли статус того или иного художественного случая как заведомо невыговариваемого определённой внутренней разладицей в искусстве? Если кто-то полагает, что, «когда не думаешь, то многое становится ясно», и в состоянии благодушной созерцательности твердит, будто и впрямь существуют вещи, о которых не сказать словами, – так пусть, чёрт возьми, попробует сказать о них как-нибудь иначе. Ведь заявляет же человек о своём присутствии через мелодию души, через настырный позывной – смыслу произносимых слов при этом обычно не придают значения, однако позывной поддаётся осмыслению и, стало быть, дальнейшей передаче.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Яснослышащий - Павел Крусанов», после закрытия браузера.