Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
— Не бойтесь за вашего ребенка, о нем здесь позаботятся. Просто положите его на лоток.
— Я не собираюсь оставлять ребенка, — сказал Джейсон, — напротив, я хочу забрать того, кого недавно…
— Мы не возвращаем, не сдаем на время и не продаем детей, — ответили тут же, не дав ему закончить и делая упор на каждом глаголе.
Голос принадлежал монашке, сразу заключил Джейсон, так как на нем, помимо определенной властности, лежала печать особой религиозной приятности, но вот чего он не смог определить, так это возраста говорившей — была ли это пожилая сестра или послушница: все эти женщины говорили похожими ясными голосами и слегка в нос, как маленькие девочки.
— Пять или шесть часов назад, — не отступал Джейсон, — я оставил на ваше попечение ребенка, но потом передумал.
— Мы не возвращаем детей, которые нам однажды были доверены. Иначе это было бы слишком удобно: нам бы их просто оставляли на время, чтобы сходить за покупками или отправиться на свидание, чтобы… ну, короче, вряд ли стоит уточнять, на какого рода свидание могла бы отправиться мать, которая не осмелилась прийти на него со своим младенцем. «Подкидыш» — не ясли. Мы держим здесь детей до тех пор, пока они не обретут новый семейный очаг.
— Как же, знаю: «сиротские поезда», например. Но я способен предложить Эмили нечто большее, чем поезд: океанский лайнер, каюту на борту судна, которое ночью отплывет в Ливерпуль.
— Ливерпуль, что в Пенсильвании?
— Нет, что в Англии, сестра, — с раздражением поправил ее Джейсон (он все больше боялся с минуты на минуту услышать сигнал парохода, а еще больше — того, что он уже слишком далеко от пристани, чтобы его услышать). — Очень рекомендую вам однажды побывать в Англии. Многие считают ее преддверием рая. По крайней мере, то место, где живу я.
— Не богохульствуйте, — еле слышно пролепетала монашка.
— Если бы это было возможно, я бы показал вам фотографии, мою деревню, усадьбу, они всегда при мне, но сейчас, правда, они уже на корабле. Так неужели вы не позволите мне забрать девочку?
— Нет, не позволю, — проговорила монахиня. — В таком случае я нарушу устав.
— Разрешите хотя бы поцеловать ее на прощание.
— Вы уверены, что она этого хочет?
— Не уверен, — честно признался он. — Не думаю, что нежности в большом почете у ее народа, впрочем, как и у сестер милосердия, как мне кажется.
— Вы слишком плохо о нас думаете: дружеские объятия у нас не запрещены.
— Ладно, дайте мне обменяться с Эмили дружеским объятием.
— Я не имею права этого делать.
— Да чего вы не имеете права делать?
— Открывать ночью двери приюта. Да еще и ради дружеских объятий.
Она замолчала. Джейсон просто стоял и ждал. Долгие минуты ничего не происходило, разве что снег, соскользнувший с фронтона, попал ему за воротник и неприятно холодил шею.
Возможно, сестра уже давно скрылась во внутренних покоях приюта, подобно испуганной улитке, спрятавшейся в своем домике, или же она пошла в часовню вымолить у Бога прощения за то, что собиралась сделать?
Наконец она открыла.
Несмотря на платье и мантию, сшитые из матовой черной материи, самой унылой, какую только можно себе вообразить, несмотря на шляпу с широкими мягкими полями, завязанную под подбородком, тоже черную, хотя и менее тусклую, несмотря на закрывавшую лицо вуаль того же цвета, но почти прозрачную, Джейсон умудрился разглядеть, что у монашки была хорошенькая, усыпанная веснушками рожица. И он сразу пожалел о том, что, вполне вероятно, у нее возникнут по его причине серьезные неприятности. По его мнению, очаровательным девушкам ни в коем случае не следовало испытывать неудобств.
Монахиня сделала ему знак следовать за ней. За девушкой тянулся тонкий шлейф запаха пота и крахмала — наверняка под мантией был надет облегающий грубошерстный свитер домашней вязки и уж наверняка полотняная сорочка.
Она сказала, что ее звали Айрин, но в приюте ей дали новое имя — Дженис, поскольку в «Подкидыше» уже были две Айрин; так же поступали и с воспитанницами, если слишком многих звали одинаково, — порог терпимости останавливался на числе «пять».
— Не произойдет ли этого и с Эмили? — спросил Джейсон.
— Боюсь, что новенькая, которую вы нам доверили, будет уже шестой Эмили, — улыбнулась сестра Дженис. — Матушка как раз говорила об этом после вечерни. Похоже, вашей Эмили дадут имя Абигейл. Вам нравится? Абигейл означает «Радость Отца Небесного».
Проследовав по нескончаемому темному коридору (пока они шли, Джейсон, заглянув в приоткрытую дверь, сразу узнал обшитую деревянными панелями комнату, где совсем недавно официально передавал Эмили приюту, и увидел длинный узкий журнал регистрации черного цвета, в который сестра милосердия внесла все, что ему было известно о девочке и той бойне, в которой ей чудом удалось выжить, — слово «чудо» монахиня выписала с особым старанием), они тихо проскользнули в дортуар для воспитанниц.
Дортуаром оказалась просторная комната с очень высоким потолком, отчего кроватки, равно как и их обитательницы, выглядели особенно жалкими и тщедушными. Над некоторыми постелями были натянуты пологи из тюля, предназначенные для защиты самых маленьких от ночных насекомых, поскольку, чтобы подготовить сироток к суровым условиям их будущей жизни в деревне, окна спальни на всю ночь оставляли приоткрытыми — их закрывали, только если температура достигала рокового уровня в тридцать два градуса по Фаренгейту[28].
Сестра Дженис подвела Джейсона к кровати Эмили. Девочка спала на спине, прижав руки к худенькой груди.
— Можете попрощаться с ней, — прошептала монахиня. — Только не вздумайте ее будить: это большая редкость, чтобы ребенок, выдержавший столько потрясений, смог спокойно уснуть в первую же ночь в незнакомом месте.
— Что вы подразумеваете под словами столько потрясений, сестра Дженис?
— Как что? Я до сих пор не могу без дрожи вспоминать то, что вы нам рассказали: само сражение, конечно, смерть матери, потом долгое путешествие с вами. Вы должны ей казаться одним из агрессоров.
Еще мгновение — и Джейсон расцеловал бы монашку: она подала ему блестящую идею, которой ему как раз и не хватало, чтобы забрать отсюда Эмили раньше, чем она превратится в Абигейл.
— Но я на самом деле агрессор, — подтвердил он.
И Фланнери испустил долгий, нечеловеческий крик, в котором слились воедино и вой убиваемого зверя, и рев хищника, готовящегося его растерзать.
Перейдя за долю секунды от сострадания к безраздельному ужасу, сестра Дженис издала ответный вопль, утвердивший и многократно умноживший воцарившийся в спальне хаос, вызванный первым диким криком фотографа.
В следующее мгновение в дортуаре Нью-Йоркской больницы подкидыша поднялся невообразимый переполох: внезапно разбуженные старшие девочки попрятались под простыни, отчаянно визжа, в то время как младшие под балдахинами сидели в своих гнездах и рыдали во весь голос.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
