Гувернантка тем временем продолжала разоряться у верхней площадки, не решаясь спуститься вниз, но и уходить не собиралась.
– Надо возвращаться, – после недолгого растерянного молчания грустно решила принцесса. – Иначе она все караулы на ноги поднимет.
Девушки страдальческими взглядами измерили длину возвышающейся над ними лестницы.
– Что?! Подниматься?! – ужаснулась Лерга. Прежде ей это в голову как-то не приходило. – О боги, да сколько же здесь ступеней?!
– Чуть больше пяти сотен, – серьезно ответила Лирьенна и пояснила: – Мы как-то пытались подсчитать, но у всех получилось по-разному. У меня – пятьсот двенадцать, у Мирьиты – пятьсот сорок, а принцесса и на пятьсот не «поднялась». Так что это очень примерно.
От этой примерности Лерге легче не стало.
– Вот дьявол! – коротко выругалась она.
Не будь рядом ее высочества, добавила бы и еще парочку фраз покрепче. А теперь просто стиснула зубы, решительно подобрала полы длинного плаща и начала каторжный подъем…
ГЛАВА 4
Солнце начинало осторожно клониться к закату, словно еще пока раздумывало, стоит завершать этот затянувшийся день или поглядеть, что эти бесконечно суетливые люди решат делать дальше?
Ристания сидела на той же скамье, где ее оставила Лерга. Ветер легко ворошил пряди ее тяжелых длинных волос. В руке у чародейки была длинная тонкая ветка, которой она задумчиво чертила что-то на сырой черной земле, вопреки всякой логике оставшейся без золотисто-шуршащего покрывала листвы.
Лерга осторожно подошла и присела рядом.
– Нашла вас Зарра? – довольно равнодушно, словно для проформы, спросила Ристания, не отрывая взгляда от причудливых рун на земле.
– Да, конечно, – торопливо отозвалась Лерга. – Она увела принцессу во дворец.
Ристания сдержанно кивнула, словно и не ожидала ничего другого.
– Хорошо.
Лерга с опаской покосилась на безмятежное, чуть задумчивое лицо чародейки, ожидая упреков за ребяческое поведение, но их не последовало. Женщина молчала. Только ветер тоскливо шумел в облетающих кронах деревьев.
Дисцития внимательно вгляделась в знаки на земле.
– Omnibits yarda hrongili gesces,[6]– задумчиво прочитала она, не замечая, что делает это вслух. – Что это?
– Feci, quod potui, faciant meloria potentes, – негромко проговорила Ристания, словно и не услышав вопроса. – Sed qui bono?[7]
Лерга пораженно уставилась на нее. Свободно говорить на Крылатом наречии – именно говорить, а не цитировать отдельные зазубренные слова-термины и фразы, – это был признак не просто мастерства, но высшего призвания.
Выучить этот язык невозможно. Крылатым наречием его прозвали за то, что даже тогда, когда все семь королевств были разобщены, карта мира представляла собой одно сплошное белое пятно, а люди вообще не подозревали о существовании соседей, все маги во всех королевствах говорили в трансе на одном и том же языке, прекрасно понимая друг друга. То же наречие использовалось и при составлении заклятий.
Сакральный язык, знание которого приходит не из учебников или от учителей, а из какого-то внутреннего чувства причастности к магии. Лерга подсознательно знала несколько десятков корневых гнезд и с полсотни отдельных фраз. Первокурсникам Крылатое наречие вообще казалось полной тарабарщиной. Домн директор мог, просидев в задумчивости две ночи, написать наречием текст на пару свитков. Но вот так, за здорово живешь ГОВОРИТЬ на нем?!
– Ты что-то спросила? – словно очнувшись от забытья, обернулась к Лерге Ристания.
– Э-э-э… А что вы сказали? – осторожно осведомилась девушка.
– Да так, ничего особенного, – отмахнулась чародейка. – Просто задумалась.
– Как это переводится? – кивнула на надпись Лерга.
– «Ни магу, ни человеку не постигнуть», – отозвалась женщина. – И мне в том числе. Хоть убей, не разберу, кому и на кой ляд понадобилось вредить Регису, если у него нет ни малейшего намерения воевать с соседями, как не имеется и ни одного выгодного политического союза, да и – да чего уж там! – даже мало-мальски приличной реформы!
– Omnibits yarda hrongili gesces, – задумчиво повторила Лерга, теребя пряжку перевязи со шпагой. И вдруг неожиданно даже для самой себя продолжила: – V'iryandis rolhta amnes.
– Что это? – резко повернулась к ней Ристания.
– Не знаю, – испуганно отозвалась дисцития. – Просто… само как-то сказалось.
– «Ни магу, ни человеку не постигнуть корень этой болезни», – настойчиво перевела Ристания. – Почему ты так сказала?
– Да… даже и не объясню, наверное, – запуталась Лерга. – Ну, это просто примерно так же, как когда я слышу: «Inde irae…» – и сама добавляю: «et lacrimae». Или слышу строчку песни: «Я иду сквозь дым надежды, сквозь тоску и смех горчащий…» – и сама подпеваю: «Пылью разлетелось прежде, затерявшись в вражьей чаще…»
– Памяти? – вскинула брови Ристания.
– Что?
– «Пылью разлетелось прежде, затерявшись в вражьей чаще памяти. Дорога петлей завернулась – и тогда птица рвет земные сети. Грань – и бездна в никуда» – эта песня? Я слышала ее когда-то. Не помню где.
– Да, эта, – подтвердила дисцития, смутно сомневаясь, что Ристания могла где-то слышать песню, сочиненную ею, Лергой, в стенах Обители.
– Что ж, вывод можно сделать один, – решительно подытожила чародейка. – Ты зубрила, заучивала эту фразу Крылатого наречия, даже не вникая в ее смысл. Поэтому сознание машинально выдает однажды затверженное сочетание звуков. Вопрос только в одном: когда и зачем ты ее учила?
– Задали для самостоятельного изучения, наверное, – пожала плечами Лерга. – Я не имею привычки зубрить зубодробильные слова из Крылатого наречия ради собственного удовольствия.
– Кто задал? И по какому предмету? – настойчиво спрашивала Ристания. Глубокие, обрамленные черным кружевом ресниц глаза смотрели спокойно, но требовательно.
– Да не помню я! – с отчаянием воскликнула Лерга. – Как заучила – так и забыла. Бессонная ночь, семь чашек белоцвета да проштампованная зачетка утром…
– Успокойся! – властно одернула ее чародейка, поднимаясь со скамьи, заходя Лерге за спину и запуская тонкие нервные пальцы в ее распущенные волосы. – Закрой глаза!
Мягкие касания холодных подушечек пальцев и негромкое, бессмысленное, но на диво уютное мурлыканье почти сразу погрузили Лергу в полублаженный транс.
