Изабель поспешно поднялась по лестнице в свою комнату, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться.
Открыв глаза, Изабель увидела Гизелу, сидевшую на своем обычном месте у камина.
— Похоть — один из семи смертных грехов, — сказала Изабель.
— Поэтому, собственно, индульгенции всегда были в цене, — заметила Гизела. — Люди грешат и покупают отпущение грехов, что приносит святой церкви немалый доход. И никто не остается в проигрыше.
— У тебя какое-то однобокое понимание греха и отпущения грехов, — проговорила Изабель, присаживаясь на пол рядом с Гизелой. — Герцог слышал, как ты играла на флейте вместе со мной.
— Только со временем мы сможем узнать это, дитя мое.
— Но Джон Сен-Жермен не принц.
— Я уже говорила тебе, что принцы не всегда носят короны, — возразила Гизела. — Следуй велению сердца — и ты найдешь своего принца.
Изабель положила голову на колени Гизеле и заглянула в ее светлые глаза.
— А если я последую велению сердца, — тихо спросила она, — куда оно поведет меня?
— Вовсе не обязательно знать это, дитя мое, — с ласковой улыбкой сказала Гизела. — Просто слушай свое сердце, и ты обретешь истинное счастье.
4
«От Изабель Монтгомери пахнет фиалками».
В предрассветной тишине Джон стоял у окна своей спальни, блуждая взглядом по зимнему печальному саду. Было еще слишком рано — даже слуги еще спали. Сквозь голые ветви деревьев видно было, как занимается восход и как светлеет небосвод на востоке, меняя цвет с сине-фиолетового на бледно-голубой…
Но Джон не видел восхода солнца. Перед его глазами стояла Изабель — копна светлых волос, похожих на золотые нити, мягкий взгляд фиалковых глаз, в которых, казалось, отражались ласковые вечерние сумерки, золотая пыль веснушек на точеном носике, песня ее флейты, подобная соловьиным трелям. И удивительное ощущение ее нежных губ…
— О господи! — пробормотал Джон, отвернувшись от окна. Он вел себя как влюбленный школьник — а думал, что Ленора Гримсби вырвала всю нежность из его сердца. Должно быть, от мужской глупости нет лекарств.
«Пожалуй, мне нужно отправиться на верховую прогулку по утреннему морозцу — это поможет прийти в себя», — сказал Джон сам себе.
Он оделся, прошел в конюшню, оседлал Немезиду и во весь опор поскакал прочь от Эйвон-Парка.
Два часа бешеной скачки — и Джон внезапно понял, что подъехал к берегу реки Эйвон. Он взглянул в сторону Стратфорда и Арден-Холла, и перед его глазами снова манящим видением встал чистый образ его подопечной…
Джон выругался, увидев, куда заехал; натянув поводья, он развернул лошадь и поскакал обратно — в спокойный, безопасный Эйвон-Парк.
Войдя в обеденный зал, Джон внезапно остановился в изумлении: несмотря на ранний час, за большим столом черного дерева уже сидели тетушка Эстер, Росс и его мать. Они завтракали и негромко беседовали.
Как только Джон вошел, разговор прервался и все трое обернулись к нему. Он понял, что его семейство ждет рассказа о вчерашней поездке в Арден-Холл.
Он медленно подошел к столу и налил себе чашку кофе, после чего занял свое место во главе стола и откинулся на высокую резную спинку стула из черного дерева. Приказав Доббсу подать тарелку, Джон посмотрел через стол на мать, тетку и брата.
— Право же, Тесса, — заговорила тетушка Эстер, — я всегда думала, что у твоих сыновей манеры лучше.
— Я тоже так думала, — мать внимательно смотрела на Джона. — Ну и что же ты можешь сказать?
Джон подождал, пока Доббс поставит перед ним тарелку с яичницей и ветчиной.
— Мне кажется, что лучи восходящего солнца удивительно красиво играют на этих люстрах.
Леди Эстер и ее сестра одновременно подняли глаза к трем хрустальным люстрам над обеденным столом и тут же снова перевели взгляд на Джона. Росс не выдержал и прыснул.
— Не поощряй его наглость, — упрекнула его мать.
— Наглость? — Джон приподнял брови.
— Сядь здесь, рядом со мной, — настойчиво проговорила герцогиня. — Если мне придется кричать, я к полудню совсем охрипну.
Джон вынужден был покориться неизбежному. Он понимал, что ему не позволят уйти до тех пор, пока он во всех подробностях не передаст матери и тете разговор с его подопечной.
— Хорошо, матушка. — Поднявшись со своего стула, Джон прошелся вдоль стола и наконец уселся напротив брата. Он подождал, пока Доббс перенесет на новое место его нетронутый завтрак и отойдет на свое место у буфета.
— Позвольте спросить, что подняло сегодня вас так рано? — поинтересовался он.
— Можно подумать, ты сам не догадываешься, — усмехнулась тетушка Эстер.
— Мы хотим узнать, что случилось в Арден-Холле, — сказала леди Тесса.
Ее сестра усиленно закивала:
— Расскажи нам все, Джонни!
— И с чего же мне начать? — поддразнил их Джон.
— Начни с того, как выглядит эта Изабель Монтгомери, — предложила мать.
— Да, пожалуйста, братец, — поддержал ее Росс. — С тех пор как ты уехал, я сижу как на иголках.
Джон кивнул брату и начал:
— У мисс Монтгомери соломенно-желтые волосы, глаза — как две пурпурные виноградины, а на переносице — крупные веснушки.
— Веснушки? — воскликнула тетушка Эстер. — Ох, Тесса, как же мы сумеем выдать эту девушку замуж?
— Тише! Продолжай, мой мальчик.
— Эта девушка одевается как служанка, почти все время разговаривает сама с собой и играет на флейте.
— Все еще хуже, чем я думала! — всплеснув руками, простонала тетушка Эстер. — Игра на флейте — это совсем не то, что нужно! Юные леди, получившие хорошее воспитание, играют на фортепиано.
Джон расхохотался; даже его мать и брат улыбнулись. Тетушку Эстер вовсе не волновало то, что девушка разговаривает сама с собой, — только то, что она играет на флейте!
Бросив короткий взгляд на Росса, Джон заметил на лице брата задумчивое выражение.
— Что ты на меня так смотришь? — раздраженно спросил он.
— Я поставлю свой последний шиллинг у Уайта на то, что девушки красивее леди Изабель Монтгомери ты не встречал уже много лет. — В голосе Росса звучало плохо скрытое торжество.
Джон сдвинул брови:
— Проиграешь, братец.
— Думаю, нет — иначе ты не пытался бы так упорно убедить нас в том, что она некрасива!
