Субъектами таких действий в первую очередь становились депортированные жители прибалтийских провинций, которые с негласного согласия властей рассматривались в качестве законной «добычи войны». Их положение было по-настоящему бесправным.
В Москве и Новгороде на некоторых рынках существовали специальные места, где торговали пленными «свейской» или «чухонской породы». В Москве этот торг шел на Ивановской площади. Резидент Книперкрона часто сообщал царю и московским властям конкретные случаи, как, например, в 1703 году, что некий «грек по имени Заб… купил 2 женщин, Марью и Варвару, и 3 девок, Елену, Анну и Софью, и намерен в турецкую землю и вечное порабощение провести». Он же в 1707 году сообщил, что, несмотря на запреты, «персидский купец уже 20 шведских пленников держит на своей службе и хочет увезти с собой».
Факт насильственного крещения стал особенно заметен после подписания мирных кондиций в Ништадте и начала возвращения пленных на родину. Тогда, по требованию шведской стороны, Сенат распорядился предоставить подробные росписи депортированных и военнопленных, находящихся в частном владении. Оказалось, что большая их часть уже стала православными и за истечением лет доказать насильственность перевода их в православную веру практически невозможно: многие были вывезены в малолетнем возрасте и ничего другого уже и не помнили, их дарили, продавали, передавали по наследству. В конечном итоге получив при крещении русские фамилии, они быстро и бесследно растворились в море Ивановых, Петровых или в лучшем случае Шведовых.
Не вызывает особого удивления то, что часть иностранцев обеих армий, оказавшись в плену, не только принимали новую службу, но и меняли религию. Так поступили в начале войны несколько человек из свиты главнокомандующего русскими войсками при Нарве герцога де Круа. Уже в 1704 году они перешли в лютеранство и, по словам Хилкова, «уволены из аресту и службу ищут». Довольно много прибалтийских дворян после того, как Петр взял Прибалтику, поступили на русскую службу, а некоторые даже сменили вероисповедание[39]. Следует отметить, что власти обеих стран очень строго оценивали решение соотечественников о перемене веры. «Изменивший своему королю й отечеству» — так писал один из шведских мемуаристов. Примечательно, что царь Петр учел это и, приглашая каролинов на службу, не настаивал на обязательном переходе в православие.
Смена вероисповедания между тем была одним из немногих законных способов выйти из статуса военнопленного. В России дальнейшее положение таких пленных было более благополучным и перспективным, чем в Швеции. Доброволец, выразивший желание поступить на царскую службу, не только получал жалованье больше, чем у русских равночинцев, но и имел право выбора службы. Например, некий Эрик Друандер, который в 1717 году принял православие и женился на русской, первоначально был определен сборщиком дани, но в 1720 году он попросил перевести его на службу по военной части, что и было удовлетворено вышестоящими инстанциями.
Добровольно принимали решение о смене вероисповедания те пленные, которые пытались защититься от каких-либо неприятностей. Так поступил, опасаясь мести товарищей, адъютант Бринк, донесший русским властям о крупном заговоре в Казани, после чего многие из его однополчан провели несколько лет в тюрьме в кандалах, на хлебе и воде. «Плут и бездельник» крестьянин Филипп Никитин, причинивший, по словам Хилкова, немало бед русским купцам, также из страха перед разоблачением и наказанием сбежал на шведскую территорию, чтобы стать «за королем и перенять веру».
И еще один любопытный факт. Религиозная толерантность русских властей способствовала распространению среди пленных каролинов сравнительно нового течения — пиетизма. Последователями взглядов профессора Франка из немецкого города Галле были многие офицеры. Особо активную деятельность пиетисты развернули в Сибири. Капитаны Врех, Страленберг, Крейц, лейтенант Пальм вели регулярную переписку с Галле. Особую актуальность и популярность среди сибирских пленных получили идеи необходимости испытаний как средства приближения к Богу и обязательной практической деятельности. Эти постулаты создавали основу для поддержания духа, столь необходимого в тяжелейших условиях многолетнего плена. Не стоит забывать и о щедрой материальной помощи, которая приходила из Германии. На присланные 2 195 рублей 79 копеек в Тобольске были построены кирха, школа и больница, которые стали заметным явлением в жизни не только пленных, но и самих сибиряков.
С кафедры открывшейся в ноябре 1713 года в Тобольске кирхи проповедники призывали приспосабливаться к условиям плена, актиризировать все резервы для того, чтобы выдержать ниспосланное свыше испытание. И каролины искренне старались выполнить указания. Пытаясь войти с местными жителями в контакт, они не препятствовали тому, чтобы их дети играли с русскими детьми, учились вместе в новой школе. Многие военнопленные с благодарностью принимали помощь и охотно делились своими знаниями. За годы плена появилась не одна русско-шведская семья, родились дети. Вступили в брак с русскими женщинами секунд-лейтенант Гертель, капитан фон Хаакен, лейтенант фон Витте и другие. Любопытно, что вступление в брак шведского пленного с русской подданной не влекло за собой обязанности по перемене им веры. Но выходившая замуж русская женщина и дети, родившиеся в этом браке, считались православными. Данное положение было закреплено синодским указом от 23 июня 1721 года и специальным посланием Святейшего Синода к православным «О беспрепятственном их вступлении в брак с иностранцами». Законодательно оформленные ограничения привели к тому, что после заключения мира во многих смешанных семьях происходили трагедии, вызванные тем, что жены с детьми не могли уехать из России вместе со своими мужьями.
Фридрих Вильгельм Берхгольц в своих мемуарах описал историю молодого гвардейского прапорщика по фамилии Тернер, который во время плена женился на русской и у них родилась дочь. Он был очень опечален фактом того, что по царскому приказу его семья не могла с ним уехать в Швецию. Только многократные просьбы тайного советника Бассевича, обращенные к князю Меншикову, помогли тогда благополучно разрешить ситуацию. Но история Тернера была скорее исключением, так как большинство шведских мужей оставляли своих русских жен, уезжали на родину, где вскоре женились на соотечественницах.
Противоположной была ситуация в Швеции, где власти обязывали пленного менять вероисповедание при вступлении в брак. Кстати, с 1716 года для заключения такого брачного союза требовалось личное разрешение короля.
Материальное положение
Материальное положение пленных в России и Швеции в годы Северной войны было очень непростым, а временами совершенно непереносимым, так как часто приводило несчастных к болезням, а то и к смерти. Фундамент их материального положения составляли несколько правил, которые были традиционными для всех европейских войн, как предшествующего Средневековья, так и текущего — Нового времени.
1. Офицеров и высших статс-служителей, находившихся при армии, должно содержать их собственное правительство путем перевода им жалованья (как правило, половины).
