Любили играть в прятки среди декораций и сценического оборудования театра Фридриха Великого в Новом Дворце. Бигелоу не считал, что Вильгельму требовалась какая то особая опека: «Принцам не меньше, чем мне, надоели назойливые наставления Хинцпетера».
Бигелоу рисует несколько более гармоничную — по сравнению с позднейшими воспоминаниями Вильгельма картину отношений в родительской семье, и в частности отношений между ним и матерью. Американцу показали художественную мастерскую Викки, и ему запомнились не картины, а то восхищение, которое они вызывали у ее сына. Лицо Вильгельма прямо-таки загоралось от радости при появлении матери, и вообще «отношения между родителями и детьми вряд ли могли быть лучше, чем в те времена, когда я был их гостем в Сан-Суси». Сверстников Вильгельма неизменно угощали чаем со сладостями. Бигелоу запомнилось, как трепетно принц относился к кулинарным талантам своей матери; однажды они по-настоящему поссорились, когда американский гость бесцеремонно заявил, что именно его мать готовит лучшие пудинги в мире. Поведение наследника, замечает Бигелоу, было «естественным и доброжелательным». Фриц и Викки со своей стороны всегда находили доброе слово «для каждого из маленьких гостей», каждого одаривали улыбкой.
Бигелоу вспоминает и случаи, когда Викки не могла удержаться от антинемецких выпадов, если младшие члены семьи вели себя за столом неподобающим, по ее представлениям, образом. Однажды дочери начали макать свое печенье в чай. «Принцесса прямо-таки взвилась: „Перестаньте сейчас же! Эти отвратные немецкие привычки — только не за моим столом!“ закричала она».
V
Воспоминания Вильгельма об отце были отягощены нелегкой историей их отношений. Фриц испытывал к сыну ревность, считая, что тот хочет занять трон, который по праву должен перейти к нему после смерти престарелого Вильгельма I. Последний, однако, не торопился расстаться ни с этим светом, ни со своей короной и, в свою очередь, подозревал Фрица в том, что тому не терпится увидеть его в гробу. Холодное, мягко говоря, отношение первого кайзера к Фрицу тоже наложило свой отпечаток на мнение молодого принца Вильгельма: если его обожаемый дед-герой так относится к своему сыну, то, значит, тот, его собственный отец, далеко не безгрешен. Но все это пришло позже, в детские годы в их отношениях царила идиллия. Фриц неизменно брал с собой старших детей, Вильгельма и Генриха, в поездки по храмам и прочим памятным местам Пруссии. Так они познакомились с соборами Бранденбурга и Магдебурга, с развалинами монастырей Хорина и Ленина. Вильгельм сопровождал отца в поездке в Рейнсберг. Фриц захотел выяснить состояние небольшого дворца, который когда-то Фридрих Великий построил для себя. По пути они побывали на месте сражения при Фербеллине, где Великий Курфюрст нанес решающее поражение шведам, чем устранил опасность экспансии со стороны северного соседа, которая нависала над Бранденбургом со времен Тридцатилетней войны. В Вюстрау они осмотрели гробницу лучшего кавалериста в армии Фридриха Великого, генерала Цитена.
Вильгельм часто говорил о том, как он обожает своего знаменитого предка — Фридриха и как он печется о его памяти. Этому несколько противоречит тот факт, что он без колебаний распродал обстановку рейнсбергского дворца, чтобы оплатить расходы на свои археологические раскопки в Ахиллейоне на острове Корфу. Но это так, к слову. Вернемся к его отцу. Фриц выступил инициатором создания семейного музея в замке Монбижо в Берлине, который был центром придворной жизни при матери Фридриха Великого, Софии Доротее. Речь шла не просто о стремлении увековечить память о семье Гогенцоллернов; Фриц предвидел создание нового германского рейха и хотел подчеркнуть, что его здание опирается на глубокие исторические корни. Он любил показывать сыну книгу с роскошными иллюстрациями, где были изображены реликвии Священной Римской империи, хранившиеся в Вене. Будь его воля, он бы вернул их в Нюрнберг.
В 1870 году Фриц поручил трем своим друзьям-художникам разработать символику будущего Второго рейха. Ему понравился проект, выполненный графом Харрахом: он был выдержан в средневековом стиле. Унаследовав отцовскую корону, Фриц предложил именовать себя Фридрихом IV, чтобы подчеркнуть преемственную связь с императорами Священной Римской империи. Именно он выступил с идеей установить в Белом зале Берлинского замка, где должно было состояться первое заседание рейхстага объединенной Германии, старый коронационный трон, находившийся в Госларе. Эта странная идея немало напугала либералов, включая и его личного друга, писателя Густава Фрейтага.
Именно по инициативе Фрица (а вовсе не Вильгельма, как порой утверждается) началось возведение Берлинского собора — здания претенциозного, гигантских размеров, занявшего место снесенной ради этого церкви, построенной знаменитым Карлом Фридрихом Шинкелем (правда, то было не самое выдающееся из его творений). Фриц был крайне тщеславен, что, очевидно, усиливалось комплексом неполноценности: он был небольшого роста — всего пять футов восемь дюймов. Он обожал все помпезное — парады, украшения и мундиры, что передалось и его сыну. Как личность он был полон противоречий: сноб, борец против католичества, но в то же время юдофил. Он был либералом лишь на словах, его отношение к малым немецким княжествам было чисто великодержавным — он не скрывал, что как только станет императором, он попросту сотрет их с географической карты. Сомнительно, получил бы Фриц репутацию «либерала», если бы не его супруга. Интересна характеристика, которую дал ему журналист Максимилиан Гарден: «Он любил роскошь, но должен был казаться скромным буржуа, он был надменен до крайности, но должен был казаться любезным и обаятельным». В общем, можно сказать, что как политик он был творением своей супруги.
Под влиянием Викки Фриц стал сторонником союза с Англией, что означало отход от традиционных и приоритетных для Пруссии связей с Россией. Правда, его сын позднее выражал сомнение в том, что отец, доведись ему прожить дольше, сохранил бы проанглийскую ориентацию. Фрица, несомненно, нельзя назвать сильной личностью с твердыми убеждениями. Викки определяла ему круг чтения, рекомендуя книги Адама Смита и Джона Стюарта Милля. Вильгельм вспоминал об отце с должным почтением, но, говоря о его личных качествах, отмечал только «мягкость и деликатность». Для государственного деятеля это не самые лучшие черты.
Видимо, он считал отца несколько простоватым. О матери он отзывался как о сложной личности:
«Очень умная, находчивая, не без чувства юмора, с чрезвычайно хорошей памятью. Много знала, получила широкое образование. Для нее были характерны несгибаемая энергия, страсть и импульсивность, склонность все подвергать сомнению, активно вступать в спор; нельзя отрицать, что она была очень властной женщиной».
Как уже отмечалось, Викки не хотела приспосабливаться к реалиям новой родины, не шла ни на какие компромиссы. Позднее это привело к конфликту между матерью и сыном: для него превыше всего была Пруссия, она же сохраняла безусловную лояльность Великобритании. Когда конфликт потерял актуальность, уже на старости лет Вильгельм признавал, что некоторых сцен и скандалов с матерью можно было избежать. Из его описания матери можно сделать вывод: они были похожи.
