Я не раз наблюдала, как мои коллеги по цеху со временем демонстрируют все большую широту взглядов. И вывела для себя тенденцию: чем меньше у врача опыта, тем выше риск, что он допустит ошибку; а вот у опытного медика даже предварительные диагнозы практически всегда оказываются верными. Однако в случае с психосоматическими расстройствами нельзя забывать, что любым, даже необъяснимым на первый взгляд симптомам нужно искать обоснование. Надо рассмотреть любые возможные причины и исключить все органические болезни.
Мэтью прошел дополнительное обследование. Ему сделали МРТ головного мозга и позвоночника и прочие стандартные тесты при рассеянном склерозе. Я искала на снимках белые круги, но не нашла.
Впрочем, на сканировании видно далеко не все, поэтому я проверила, как функционирует его нервная система в целом. Мэтью сделали электромиографию. Эта процедура заключается в том, что по нервам в руках и ногах пропускают крошечные электрические разряды. Электроды, помещенные в определенных местах на коже, фиксируют путь сигнала. Таким образом мы воочию наблюдали, как электрический импульс перемещается от лодыжки Мэтью до мозга. Он при этом ничего не чувствовал – но сигнал двигался верно и в положенные сроки. Аналогичным образом проверили и зрение. Мэтью посадили перед телевизором, на экране которого мелькал постоянно сменяющийся узор из квадратов. Электроды на голове отслеживали реакцию зрительного нерва. Этот импульс тоже благополучно достигал мозга. Значит, нервная система Мэтью была в порядке.
Когда его ознакомили с результатами обследований, мы снова встретились в моем кабинете. Как и в прошлый раз, Мэтью сидел в инвалидном кресле и держал в руке папку. В своем строгом костюме он словно только что прибыл из офиса, хотя не работал уже несколько месяцев. И снова от него ни на шаг не отходила жена.
Я знала, как он нервничает, и с первых же минут попыталась достигнуть взаимопонимания. Объяснила, что ни одно обследование не подтвердило диагноз «рассеянный склероз». И это чудесно, потому что заболевание на самом деле очень и очень серьезное. С каждым словом Мэтью мрачнел все больше, а жена, поглаживая его по плечу, возводила глаза к небу.
– Мэтью, я знаю, как вам плохо. Поверьте, я этого не отрицаю. Но рассеянного склероза у вас нет.
Я пояснила, в чем суть функциональных расстройств, и намекнула – хоть и не сказала этого открыто, – что его болезнь может носить психологический характер.
– Как вы можете так говорить? То, что анализы в норме, еще не значит, что я сумасшедший! Врачи всегда так говорят, если не знают, что происходит!
– Дело не только в анализах, – ответила я. – С неврологической точки зрения ваши ноги здоровы. Паралич неизбежно сопровождается другими симптомами – вялостью мышц, нарушением рефлексов…
Клиническая медицина – это система научных знаний. И то, что анализы Мэтью в порядке, только подтверждало мой диагноз.
– Вы просто боитесь признать, что не знаете, что со мной.
– Я знаю, что с вами, Мэтью. И пытаюсь вам это сказать.
– Я же в самом деле не чувствую ног!
– Все правильно. Паралич самый настоящий, просто вызван он не физическими нарушениями.
– Вы не можете полностью исключить рассеянный склероз…
Мэтью приготовился заранее. Он взял с колен папку и протянул мне несколько документов, которые должны были опровергнуть мои слова. Мэтью рассказал о женщине, с которой общался через Интернет: ей тоже сообщили, что у нее нет рассеянного склероза, но позднее диагноз подтвердился. О своем друге, который много лет мучился от головных болей, вызванных якобы стрессом – а на самом деле опухолью мозга. Он показал газетную статью, расхваливавшую новую методику лечения рассеянного склероза. Я в который раз ответила, что результаты обследований полностью опровергли диагноз.
– Все тесты показали отрицательный результат. У вас нет рассеянного склероза.
– Точно?
– Абсолютно.
В детстве, мечтая о карьере врача, я представляла, как буду ставить диагнозы и назначать лечение. Иногда, конечно, придется сообщать дурные вести, но в целом мои слова будут обнадеживать, и люди будут меня благодарить и радостно жать мне руку. В университете меня учили, как лучше подготовить человека к плохим новостям. Однако ничего не говорили о том, как быть, если пациент не рад хорошим.
Благодаря людям вроде Мэтью я узнала, что, исключив серьезный диагноз, я вовсе не объявляю пациента здоровым. Мэтью не встанет с инвалидного кресла только потому, что я сказала, будто у него нет рассеянного склероза. Мой новый диагноз лишь отобрал надежду на выздоровление. Он уже знал, чего ему ждать от болезни, и смирился с этим. А я перевернула весь его мир. Как можно сообщить этот диагноз друзьям? Работодателю? Что они на это скажут?
– Может, есть еще какие-нибудь анализы? Вдруг вы все-таки ошиблись…
Я не ответила.
Качая головой, он перебирал свои бумаги. Научные статьи о рассеянном склерозе. Газетные вырезки… Мэтью захотел взглянуть на снимки МРТ, словно мог увидеть нечто такое, чего не заметил рентгенолог. Я почти охрипла, доказывая свою правоту, забыв о том, как опрометчиво спорить с пациентом. И тут случилось нечто удивительное – вдруг заговорила жена.
– Мэтью, господи боже мой, сколько еще раз она должна тебе повторить? У тебя нет рассеянного склероза. Ты зачем сюда пришел – узнать мнение врача? Ну так вот, ты его узнал.
Затем она повернулась ко мне.
– Вы можете оставить нас наедине?
Мэтью нужно было подтолкнуть в верном направлении, и жена вполне могла это сделать. Я вышла из кабинета и вернулась через пять минут.
– Ладно, допустим – только допустим, – это не рассеянный склероз, – начал Мэтью. – Вы что-то говорили про психосоматику. Как она влияет на мои ноги?
– Точно не знаю. Возможно, вы боретесь с каким-то стрессом, и он проявляется в виде паралича.
– Но почему? Почему ноги не двигаются?
– Не могу вам сказать.
Он опять зашуршал бумагами. Жена отобрала у него папку. Руки Мэтью на миг замерли в воздухе.
– Было бы легче, если бы вы объяснили, – сообщила жена.
– Когда мозг подает импульс ногам, происходит некий сбой. Я не знаю, почему он происходит, и объяснить не могу. Могу лишь дать направление к психотерапевту.
Тот серией тестов выявит причину болезни точно так же, как мы с помощью обследований исключили неврологическое заболевание. К сожалению, многие пациенты не решаются на этот шаг; как будто встреча с психотерапевтом лишает их последнего шанса на «нормальную» болезнь и права на страдание. Им кажется, будто окружающие станут относиться к ним иначе. Для Мэтью дать согласие на консультацию – все равно что пожертвовать привычной жизнью.
В тот день мне повезло.
– Хорошо, – с явной неохотой согласился он.
