Периклу требовались примирение и единство в Афинах. Ведь, несмотря на заключенный мир, он отнюдь не собирался распускать союз, трансформировавшийся в империю. Он не хотел жертвовать славой, политической и военной властью, а также денежными поступлениями. Афины нуждались в империи для своей безопасности и для создания и поддержания великого демократического общества, которое виделось Периклу. В частности, это величие предполагало весьма затратную строительную программу, финансируемую из имперской казны, пусть войны больше нет. И потому Перикл и афиняне стремились обосновать необходимость продолжения платежей, равно как и направить союзников к новым целям.
Но в империи уже возникали проблемы. В 454–453 гг. до н. э. в списке «данников» находим 208 городов, совокупный взнос которых равен 498 талантам. Четыре года спустя городов всего 163, а взнос равен 432 талантам, причем некоторые внесли лишь частичную оплату, некоторые заплатили с опозданием, а третьи не пожелали платить вообще. Нерешительность, неопределенность и мятежи угрожали существованию империи. В то же время Афинам стала снова грозить Спарта. Перемирие, заключенное Кимоном, действовало еще несколько лет, но его самого уже не было рядом, чтобы умиротворить спартанцев снова. Между двумя ведущими греческими державами копились разногласия, и никто не был уверен, что их удастся преодолеть без войны. А вот планы Перикла настоятельно требовали мира.
Вскоре после этого был заключен Каллиев мир. Перикл попытался избавиться от насущных проблем весьма творчески. Он внес в народное собрание законопроект, «предложение о том, чтобы все эллины, где бы они ни жили, в Европе или в Азии, в малых городах и больших, послали на общий съезд в Афины уполномоченных для совещания об эллинских храмах, сожженных варварами, о жертвах, которые они должны принести за спасение Эллады по обету, данному богам, когда они сражались с варварами, о безопасном для всех плавании по морю и о мире»[32].
Посланников направили во все уголки греческой ойкумены, поручив передать приглашение «принять участие в совещаниях о мире и общих действиях Эллады». Перикл, как выразился один ученый, «взывал к грекам, дабы создать новую коалицию и совершить то, что должен был сделать союз 480 г. до н. э. во главе со спартанцами, – должен был, но не сумел, – и обеспечить мирные потребности, которые до сих пор удовлетворял Делосский союз»[33]. Кроме того, в этом приглашении предъявлялись афинские претензии на всегреческое лидерство, на новых основаниях. Война объединила греков, а поддержание мира и безопасности должно еще прочнее закрепить их единство. Религиозное благочестие, панэллинизм и общее благо – таковы были новые основания сохранения лояльности и жертвенности.
Был ли Перикл искренен? Сожженные персами храмы почти все находились в Аттике, а флот, которому надлежало хранить мир, был в основном афинским. Поэтому Перикл, возможно, ожидал, что спартанцы и их союзники отвергнут предложение Афин и тем самым предоставят ему новое оправдание для консолидации империи. С другой стороны, Перикл мог и вправду стремиться к свободе, безопасности и единству всей Эллады. Циники игнорируют такие факты, как сближение с Кимоном и перемирие со Спартой, явные свидетельства новой политики прочного мира. Но изображать Перикла как бескорыстного поборника идеи всегреческого единства значит упускать из вида те колоссальные преимущества, которые сулило Афинам принятие его предложения другими полисами Эллады. Перикл вполне мог считать, что спартанцы найдут разумным принять приглашение. Политика воинствующей партии в Лаконике обернулась катастрофой в Спарте и взлетом могущества Афин. Согласие Спарты на пятилетний мир 451 г. до н. э. показывает, что эта фракция оказалась дискредитированной. И потому было логично ожидать, что партия мира, пораженная неожиданным союзом Перикла с Кимоном и его очевидным отказом от прежней внешней политики, воспользуется проблемами морской империи Афин, чтобы выторговать прочный мир, как и во времена Кимона. Подобное развитие событий позволяло Периклу достичь поставленных целей и представляло бы дипломатическую победу новой политики мирного империализма.
Если Спарта откажется, впрочем, ничего не будет потеряно, зато многое приобретено. Афины покажут всем свои панэллинские устремления, свой религиозный пыл, свою готовность возглавить греков ради общего блага, обеспечив заодно крепкую нравственную основу для осуществления собственных планов – без помех и жалоб.
Спартанцы отклонили приглашение принять участие в новом проекте международного сотрудничества, и общее собрание греков не состоялось. Но этот эпизод сообщил греческому миру, что Афины готовы взять на себя инициативу в исполнении «святого долга». Он также предоставил Афинам обоснование для восстановления аттических храмов. Теперь Перикл был свободен наводить порядок в империи, продолжать сбор дани от союзников и тратить средства на свои видения.
Поврежденный папирус, ныне хранящийся в Страсбурге, дает неплохое представление о этих планах. Папирус содержит указ Перикла, предложенный летом 449 г. до н. э., вскоре после провала попытки созвать общегреческое собрание. Пять тысяч талантов подлежат единовременному изъятию из казны для строительства новых храмов на Акрополе, а еще двести будут изыматься ежегодно в течение следующих пятнадцати лет, дабы закончить работу. Строительная программа, однако, будет реализовываться не в ущерб содержанию флота (еще одно обоснование дани с союзников). Совет проследит за ремонтом старых кораблей и за тем, чтобы десять новых кораблей в год пополняли существующий флот. Если раньше и могли возникать вопросы, теперь их не осталось: Делосский союз, объединение (симмахия) автономных государств, сделался тем, что сами афиняне уже были готовы именовать империей (архэ), структурой, которая все еще обеспечивала общие выгоды, но предоставляла приоритет афинянам.
Через несколько лет после того, как новую программу начали реализовывать, Перикл столкнулся с жестким политическим сопротивлением партии, которую возглавлял Фукидид, сын Мелесия, блестящий оратор и политический организатор. Он прибегнул к типичным личным нападкам, чтобы заручиться поддержкой народа, утверждал, что Перикл стремится в итоге стать тираном. Эти обвинения он ловко сочетал с упреками в использовании казенных средств на строительную программу Перикла. Плутарх передает суть его претензий, озвученных перед народным собранием:
«Народ позорит себя, – кричали они, – о нем идет дурная слава за то, что Перикл перенес общую эллинскую казну к себе из Делоса; самый благовидный предлог, которым может оправдываться народ от этого упрека, тот, что страх перед варварами заставил его взять оттуда общую казну и хранить ее в безопасном месте; но и это оправдание отнял у народа Перикл. Эллины понимают, что они терпят страшное насилие и подвергаются открытой тираннии, видя, что на вносимые ими по принуждению деньги, предназначенные для войны, мы золотим и наряжаем город, точно женщину-щеголиху, обвешивая его дорогим мрамором, статуями богов и храмами, стоящими тысячи талантов»[34].
