На входе мое имя нашли в списке приглашенных. Вместо швейцара меня встретил парень из киношной тусовки. Точно киношник. В этом клубе не носят обтрепанных джинсов, мятых футболок и бандан. Здесь дворецкие и официанты ходят во фраках и носят белые перчатки. Этот тип из кино выглядит как Джек-Воробей на приеме у Ее Величества. Он зачеркнул мою фамилию в списке и указал, как пройти на второй этаж, где расположились гримерки.
Меня трясло, как в лихорадке, ладони потели, пришлось незаметно вытирать их о джинсы. Впрочем, вся моя одежда и так отсырела под типичным январским лондонским дождем. Сердце колотилось, меня бросало то в жар, то в холод. Лишь бы дезодорант не подвел, как обещают в рекламе! Сейчас! Сейчас я его увижу! Я сунула в рот мятный леденец, еще раз быстро вдохнула и повернула за угол.
Но меня встретил не Ричард.
— Mon Dieu,[1] как ты похудела!
— Флоренс!
Я еле овладела собой, чтобы не показать своего разочарования.
Миниатюрная франкофилка из Техаса звонко чмокнула воздух возле моей щеки. Ее ярко-рыжие волосы, как всегда, торчали во все стороны, губы были пунцово-алые, от нее пахло «Шанелью» и табаком. А глаза горели, как уголья. Никто не признал бы в ней американку. Она выглядела совершенно по-парижски.
Меня впихнули в тесную гримерку и велели полчаса не открывать глаза. На мой вопрос, чем была занята Фло, кроме этих съемок, в последнее время, последовал подробный отчет о масштабной ярмарке стилистов в Париже. Потом пришел художник-костюмер и принес длинное черно-красное платье. Флоренс помогла мне одеться.
— Ну а ты чем занимаешься, chérie?[2] — поинтересовалась стилистка, застегивая у меня на спине крючки корсажа.
— А у меня новая работа, — не без гордости объявила я. — И два раза в неделю я бегаю в парке. А еще еда в школьной столовой стала лучше.
— Тебе идет, — оценила Флоренс, — так, теперь надо накрасить губы. Стой! Не шевелись!
И она кисточкой в несколько слоев накрасила мои губы кораллово-красной помадой.
Наконец мне разрешили посмотреть на себя в зеркало. И это было волшебно! А в дверях уже стоял Ричард. И тут же мое бедное сердце опять забилось, в животе запорхали бабочки, ладони вспотели. Он мной явно любовался. Сам же Ричард бы одет в черный костюм, белую манишку, галстук-бабочку и выглядел так, как будто собирался на прием к королеве. На этот раз и я, благодаря Фло, не чувствовала себя серой мышью.
— Фелисити, — заговорил Ричард, — не думал, что ты можешь быть еще красивее!
Он взял мою руку и как настоящий джентльмен поднес ее к губам. Я покраснела.
— Ты тоже очень хорош собой, — проговорила я, — тебе идет костюм!
— С тобой не сравнить, — ответил он.
Он притянул меня к себе, я почувствовала на талии его ладони. Кажется, он собирался меня поцеловать.
— Но, но, но! Тихо! Не сметь, — возопила Фло, — эти губы — произведение искусства!
Я испуганно отпрыгнула назад.
— Ладно, ладно, не тронем мы твой шедевр, — отмахнулся Ричард и увлек меня вон из гримерки.
Едва только мы поднялись на один пролет вверх по лестнице, он прижал меня к стене и все-таки поцеловал. И плевать он хотел на эту помаду и на шедевр Фло. Он впился мне в губы таким поцелуем, что у меня закружилась голова и земля уплыла из-под ног.
— Черт вас возьми, — послышался голос Фло, — а ну хватит!
На этот раз она была по-настоящему зла.
— Я не шучу! — она гневно засверкала глазами на Ричарда. — Посмотри, на кого ты теперь похож, гадкий мальчишка!
Я посмотрела на него и прыснула со смеха: моя коралловая помада размазалась у него вокруг рта, отчего он стал похож на клоуна.
Ричард ухмыльнулся, ничуть не смущенный. Фло отконвоировала нас обратно в гримерку, привела в порядок и, не спуская глаз, как Аргус, отвела на съемочную площадку.
Бальная зала сделала бы честь любой экранизации Джейн Остин. Статисты в костюмах уже толпились в ожидании съемок и глазели на Ричарда, который по-прежнему крепко держал меня за руку.
— Ты же умеешь танцевать вальс? — Ричард обнял меня за талию, повинуясь указаниям помощника режиссера.
— Ой!
— Что, не умеешь?
— Умею, — быстро подтвердила я, — но когда ты так близко, я точно собьюсь со счета.
— Все на свои места, — провозгласил помреж, — репетируем один раз, потом снимаем.
Толпа распределилась, как было задумано, и замерла на своих местах.
Ричард улыбнулся, обнял меня за талию еще крепче и, как только зазвучала музыка, закружил по залу.
— Я по тебе так скучал, — признался он, — куда ты пропала?
Я рассказала о моей новой работе в музее. Тут нас прервали, чтобы переставить камеру. А потом еще раз. И еще. Ричард все это время не выпускал меня из рук.
— У нас с тобой сегодня куча времени, — заверил он, — вот увидишь. На съемках всегда приходится подолгу ждать. Из этого съемки, в общем-то, и состоят.
— Разве это не скучно? — поинтересовалась я, пока толпа статистов таращилась на нас с Ричардом.
— К этому привыкаешь. — Ричард пожал плечами.
Подошла парикмахерша и залила ему прическу лаком для волос. Он терпеливо ждал с закрытыми глазами. Едва закончила парикмахерша, появилась Флоренс и подправила ему грим.
Представляю, как взвился бы Кори, посмей кто-нибудь вторгаться в его рыжую шевелюру или дотрагивался до лица.
Съемки продолжались.
— Пойдем в следующую субботу на концерт, — тихо предложил Ричард.
А почему нет? Ли пропал. И до следующей субботы, судя по всему, не вернется. Почему бы мне не сходить с Ричардом на концерт Sunrise Avenue? Мы уже давно планировали. А школьных балов будет еще много. В июне грядет выпускной. Но свидание с Ричардом… Долго ли он еще пробудет в Англии, кто знает? Съемки ведь когда-нибудь кончатся, он вернется в Америку, и что тогда?
— Да, с радостью, — отвечала я, а он еще сильнее сжал мою талию и закружил по паркету.
— Ричард! — встрял ассистент режиссера. — У тебя еще интервью для молодежного журнала. Тебя ждут вон там.
Музыка смолкла. Ричард, извиняясь, улыбнулся и пошел к репортерам. Эти двое допрашивали его какое-то время, пока в зале снова двигали камеры, сновали туда-сюда помощники.
Я по-другому представляла себя съемки кино. Живее, не такими скучными. И вообще, неплохо было бы очутиться на этом балу с Ли. И с моими друзьями. Вот бы повеселились! А Леандеру точно бы пошел смокинг.
