За чаем, который готовила мать Мария Ивановна, разговор часто переключался на производственные темы. Спорили, предлагали. Молодость, горячность порой переходила всякие границы, и тогда Мария Ивановна тихо появлялась в комнате и молча смотрела на ребят. Накал беседы спадал.
Итог таким творческим дискуссиям, как правило, подводил Расплетин. Его мнение было решающим, и не потому, что он был «начальством» или несколько старше остальных, просто-напросто его авторитет подкреплялся делами. Вот что писал о нем Э. Крогиус, один из тех, кто часто бывал на таких встречах:
Уже тогда он демонстрировал настоящий талант — талант лидера, человека, умеющего принимать решения, проводить их в жизнь, увлекать за собой людей. У Шуры это сочеталось с любовью к людям. Удивителен был и его здравый смысл. Прямота, спокойная уверенность в своих силах и правильности избранного пути привлекали к нему сердца.
Однажды в лабораторию пришла комиссия, занимавшаяся осмотром новых разработок. Все включили, все работает. И вдруг один из телевизоров вышел из строя. Однако сохранивший невозмутимость Расплетин подозвал Сергея Орлова и сказал: «Замени конденсатор». Через считаные минуты телевизор заработал. Комиссия и изображение на экране появились одновременно. Потом все обступили Расплетина и стали допытываться, как ему удалось так быстро найти неисправность. Расплетин молчал и наконец ответил: «Интуиция, братцы, озарение».
Эксперименты, поиски — вот чем был увлечен коллектив лаборатории. Никто не обращал внимания на житейские трудности. В стране ускоренными темпами прошла индустриализация, колоссальные средства выделялись на строительство новых фабрик и заводов. Приходилось потуже затягивать пояса. Продукты были нормированы, да и с одеждой было непросто. Ударники получали ордера на покупку брюк, пиджаков. Один из товарищей Расплетина вспоминал:
Как-то раз, налаживая какой-то блок, Расплетин так сосредоточился, так напряженно ждал результата, что не заметил, как прислонился спиной к газосветной лампе. Прошло совсем немного времени, и в комнате запахло гарью. Сережа Орлов энергично стал втягивать ноздрями воздух и оглядываться по сторонам — какой блок горит. Расплетин по-прежнему стоял в той же задумчивой позе. И тут все увидели — это горит не аппаратура, а само начальство, точнее, его пиджак на спине, недавно приобретенный по ордеру и торжественно обмытый коллективом. Сергей подскочил к нему и вывел из творческих раздумий. «Возгорание» было ликвидировано.
Все с сочувствием и интересом рассматривали опаленную дыру, протянувшуюся широкой полосой между лопатками мощной фигуры бригадира. Кто-то хладнокровно посоветовал вставить заплату из какого-нибудь яркого материала: будет оригинально, глядишь, и в моду войдет, на Невском пижоны с завистью смотреть будут.
На следующий день Александр Андреевич явился на работу все в том же пиджаке, но с латкой, правда не яркой, как советовал шутник, но все же отличной от цвета пиджака. А перед обедом, когда он снял его со спинки стула, направляясь в столовую, все увидели четкую надпись латинскими буквами «Raspletin». Так было «изобретено» то, что десятилетия спустя стало привычным атрибутом наших сборных по хоккею и футболу.
Расплетина, полностью отдававшего свой творческий потенциал созданию телевизионных приемников, никак не устраивало, что их нельзя было использовать в то время на открытых площадках. Поэтому под его руководством и при участии Сергея Орлова были изготовлены два телевизора. Один — для одновременного просмотра передачи двумя зрителями. Другой, с перспективой дальнейшей доработки, мог быть полезен и клубам. Однако все эти конструкции не решали проблему индивидуального телевидения (имеется ввиду то, как мы сейчас смотрим телепередачи в семейном кругу) и также совершенно не могли обслужить, даже при дальнейшей доработке источников модулированного света, и клубную аудиторию.
Расплетин не отказывался от идеи создания телевизионной системы для массовой аудитории. По его предложению решили провести несколько экспериментальных работ. Одна из них называлась «Передача сигналов телевидения оптическим путем». Эта работа стала одной из последних попыток возродить механическое телевидение. Работа выполнялась поэтапно в очень жестком временном режиме — с июня по октябрь 1932 года. Канал оптической связи работал на расстоянии 20 метров. Качество принятого на экране 30x40 миллиметров изображения было достаточно хорошим. Однако добиться большего не удалось — подводил слабый источник света.
По теме «Разработка и изготовление станции экранного видения с четкостью 400 элементов» был создан макет телевизора с проекцией изображения на экран. Экраны были двух размеров 90x120 и 300x400 миллиметров. В 1933 году работы по этой теме были завершены. В акте испытаний было отмечено хорошее качество изображения, удачное решение проблемы коллективного просмотра передач.
Завершающим этапом работ лаборатории в 1933 году, в которых принимала участие бригада Расплетина, стала разработка и создание передатчика с относительно высокой четкостью 10 800 элементов (90 строк при 25 кадрах в секунду), работающего по методу «бегущего луча».
В решении теоретических и конструкторских задач 1933 год стал в ЦРЛ годом подведения итогов в области создания механического телевидения с предельно достигнутой по тому времени высокой четкостью и началом работ в области электронного телевидения.
Результаты исследований того периода Расплетин обобщил в «Информационно-техническом бюллетене ЦРЛ» и опубликовал в журнале «Известия электропромышленности слабого тока» в статьях: «О зеркальном винте» и «Телепередатчик ЦРЛ с четкостью 10800 элементов», в журнале «Радиофронт» — «Телевизор с линзовым диском» и в отчетах ЦРЛ.
На ряд новых технических решений им были получены авторские свидетельства на изобретения № 35895 «Устройство для синхронизации в дальновидении», № 39832 «Устройство для дальновидения», № 45629 «Устройство для синхронизации в дальновидении».
Приведенный краткий обзор работ Расплетина по механическому телевидению в ЦРЛ показывает на исключительно напряженный ритм работы. Здесь было все: макетирование и проектирование, проведение экспериментов и написание отчетов, оформление статей и заявок на изобретения, встречи и обсуждения материалов исследований со своими коллегами. Подобный ритм он сохранил на всю жизнь.
Квартирный вопрос
Напряженная творческая работа требовала предельного напряжения мысли, нормальных условий для работы и отдыха. Но Расплетин по-прежнему жил в маленькой частной квартире в Лигове. Впрочем, в Лигово начали ходить электропоезда и дорога на работу заметно сократилась.
Конечно, жить на птичьих правах было нелегко, однако вопрос о квартире Расплетин никогда не поднимал. Но однажды кто-то из сослуживцев (скорее всего, это был его друг Г. С. Гурчин) завел об этом разговор. Расплетин отнекивался: дескать, другим хуже приходится. Забегая вперед, скажем, что это он повторял и после войны, когда стал лауреатом Государственной премии СССР, а жил с женой и двумя детьми в шестнадцатиметровой комнате коммунальной квартиры, населенной еще семнадцатью жильцами. Товарищ оказался настойчивым. Заметив среди бумаг, которые Расплетин разбирал в ящике своего стола в лаборатории, его первое авторское свидетельство «Устройство для синхронизации в дальновидении», он обратил внимание на обложку изобретения, где была напечатана выписка из «Положения об изобретениях и технических усовершенствованиях». В ней говорилось: «Изобретатели, зарекомендовавшие себя полезными изобретениями, пользуются жилищными льготами наравне с научными работниками».
