Они оба встали. Оделись. Подошли сначала к окну, а затем к двери, чтобы убедиться, что за ними никто не следит. Собрали все журналы и пошли с ними в туалет.
– А замок тут они специально вырвали, наверно! Чтобы ворваться внезапно! Так что ты, Азик, дверь держи, а я рвать буду. Потом сменимся.
Азик в этот раз не спорил. Он подошел к двери, схватился за ручку обеими руками и изо всех сил прижал к себе дверь. В этот момент Яшар уже сидел рядом с унитазом, в который кидал куски первого разорванного журнала.
Через час они сменили друг друга – Азик занялся уничтожением бумаг, а Яшар держал дверь, иногда поглядывая в замочную скважину – не следит ли кто за ними с той стороны. Друзья делали все молча: стала сказываться усталость и говорить не хотелось. Волны сна накатывались то на одного, то на другого с новой силой. Но когда один начинал засыпать, то другой будил его, брызгая водой в лицо и шлепая по щекам.
Так они встретили утро, сидя рядом с унитазом и дорывая последний журнал. В пять кто-то постучал в дверь. Яшар открыл. На пороге стоял водитель автобуса: тот, что вез их вчера. Движением руки он дал понять, что надо спускаться вниз.
– Внизу повяжут?! – неуверенно спросил Яшар Азика.
Тот ничего не ответил и лишь развел руки. Его глаза закатились, а лицо исказилось. Так, будто Азик подумал о чем-то очень печальном и грустном. Так, будто в этот момент вся его ночная усталость дала о себе знать.
– Увидим, – чуть слышно прохрипел он, – мне уже все равно… Я на все…, – в этот момент он открыл рот и широко зевнул.
Но на улице их никто не ждал. Они молча сели в машину на те же места, где были вчера. Рядом все еще стояли цистерны с бензином. Напротив них сидели вчерашние спутники. Через мгновение машина тронулась.
На границе их встретил гид и помог оформить все нужные документы. Затем он сел с ними в машину, и они поехали. Прямо через весь Иран. Яшар вдавливал педаль газа в пол так, словно эта была его последняя поездка. Когда они проезжали магазины в небольших городах и Азик просил остановить машину, чтобы купить еды, Яшар ничего не отвечал и лишь прибавлял скорость.
Вечером они добрались до границы с Азербайджаном. Яшар расплатился с гидом, высадил его у шлагбаума и, вдавив в пол педаль газа, помчался домой. Разогнав машину до предела, он открыл форточку и вдохнул теплого Азербайджанского воздуха, по которому так соскучился. Затем он собрал документы, выданные на таможне, и остатки иранских денег, которые успел дать гид на всякий случай, и швырнул все в окно.
– А деньги-то зачем? – еле слышно спросил Азик. – Может…
Яшар ничего не ответил. Он молча смотрел на дорогу и думал о чем-то своем. Мотор машины работал громко, но все также методично и размеренно. В воздухе разливался его звук, словно звук маятника часов. За горизонтом медленно опускалось солнце. Но это уже было родное Азербайджанское солнце.
Упрощение строптивого
Он появился на пороге моего кабинета внезапно. Его честная непритворная улыбка отчасти покоробила меня – в американских компаниях я отвык от таких. По его гримасе я понял, что он хочет мне понравиться, произвести на меня впечатление и найти подход. Его звали Костей. На нем был одет неплохой костюм, стильный галстук и лакированные ботинки. По свежей лысине можно было сделать вывод, что ему под сорок. Выглядел он хорошо для своего возраста. Официально Костя числился АйТи директором, но по факту занимался всем чем попало. АйТи занимало в его деятельности самую меньшую долю. Такое бывает: человек выбирает профессию и идет по ней всю свою жизнь, в то же время пытаясь безрезультатно от нее убежать и заняться чем-нибудь другим. Его профессия словно ключ, открывающий дверь в компанию, но не более. Так и Костя, оказавшись у нас, пытался говорить об АйТи как можно меньше, а сфокусироваться на других вещах.
– Здравствуйте, меня зовут Костя, я ваш новый АйТи директор, но моей основной задачей будет упрощение процессов в компании? – услужливо сказал он и улыбнулся.
– Очень приятно, но что Вы, собственно, хотите тут упрощать? – спросил я.
Мне было понятно, что тут можно упростить, но также понятно, что сделать это будет крайне сложно. Даже тем, кто знал, как все работает.
– Да все, что возможно. Ну вот, например, представьте, что в коридоре находится шнур и все, кто там ходит, об него спотыкаются. В общем, при этом что-то роняют и разбивают. Падают даже иногда. Так вот: моя задача этот шнур убрать, чтобы людям стало легче жить. Вы понимаете? – продолжил он, толком еще не понимая, что от него тут хотят.
– Кажется, да. Только вот, там же нет шнура, в коридоре, – заметил я.
– Да нет же, это я так, абстрактно. Но в компании таких шнуров масса, понимаете? Ведь все можно представить в виде процессов, а любой процесс можно упростить, целая наука для этого существует. Можно на «ты”?
– Да, можно.
– В общем, ты пойми, что все, как правило, сложно вокруг и это надо упрощать, – уже в дружеском тоне сказал Костя.
– Ну пробуйте, вернее, пробуй.
– Я могу рассчитывать на твою помощь?
– Конечно, – ответил я.
Чтобы что-нибудь упростить в такой сложной структуре, надо обладать, во-первых, властью и авторитетом, во-вторых, стальными яйцами, чтобы не бояться за последствия. Ни того, ни другого у Кости не было. К тому же, Костя был хорошим и добрым человеком, а это тоже не совсем те качества, которые нужны для перемен чего-либо. Большая компания – это своего рода устоявшееся болото, в котором все как-то сосуществует друг с другом. Причем болото это формировалось годами или десятилетиями. Порой тронуть его даже страшно – не ясно, к чему это приведет, и многие руководители думают примерно так: отсижу два года и пойду дальше, лучше не трогать это, от греха подальше. Иногда в этих, на первый взгляд, кощунственных мыслях есть своя логика. К тому же менять все надо было сверху, а не снизу. А мы были далеко от этой верхушки. В общем, я понимал тщетность будущих попыток Кости, но решил с ним не спорить – чувствовал в нем хорошего парня.
Правда, на первых порах меня сильно угнетало рвение Кости. Он стал собирать комитеты по упрощению, организовывать ненужные совещания, от которых и так лопалась голова. В общем, создавал много шума. Как-то раз я услышал его крылатую фразу, хотя может быть не он был ее автором:
«Чтобы что-нибудь упростить, это надо в начале усложнить!».
Странное мнение. По крайней мере нелогичное. Но как показали впоследствии годы, проведенные в корпорации – в ней вообще мало что поддается бытовой логике. Это отдельно живущий организм со своей системой оценок и координат. И отдельному человеку его не суждено понять, будь он рядовой сотрудник или президент. Хотя о последнем мне судить сложно. Со временем я понял, что в корпорации все выживают как могут и при этом стараются расти и двигаться вперед. Люди словно сперматозоиды, рвущиеся к яйцеклетке, идут к своим целям в крупной компании. Многие сотрудники суть обычные приспособленцы, и последнее, о чем они думают – это компания. Поэтому и она их не щадит, когда приходит время. Здесь все как в песне Шнура:
