Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Я хорошо помню всех «папиных» водителей, когда они служили в Средней Азии. Эти «дяди» к нам очень хорошо относились (хотя «дядям» самим было по 18–19 лет), играли с нами, когда была такая возможность. У нас сохранилось много вещей сделанных «папиными» солдатами. Это и маски из дерева и металла, различные панно, которые они вырезали или чеканили собственными руками. А вот — карандашный портрет моего младшего брата потерялся в один из наших переездов. Но до сих пор везде возим с собой маленький стульчик, который для трёхлетнего Миши сделали солдаты.
Потом, когда мы немного подросли, папа нам запретил появляться в части (особенно сестре и мне: все-таки Средняя Азия..). И хотя многие наши одноклассники нарушали запреты своих родителей и залезали на территорию части через забор, мы этого не делали. Папа к нам в этом отношении был очень строг. Приказы в нашем доме не обсуждались. Обычно домом командовала мама, но главой семьи всегда был папа. И мама никогда не вмешивалась в его служебные дела.
Однажды от одного из его подчинённых я услышала интересный отзыв о папе. «Я такого «ненормального» генерала вижу впервые в жизни. Ему не привозят продукты на дом, его жену и детей не развозят на служебном авто, в доме нет шикарной обстановки, и сам он к сыну приезжает очень редко (чтобы не маячить), тихо и на электричке».
Ещё мы очень долго не знали, что папа был в Афганистане. Мы, я имею в виду детей. Но не знать и не чувствовать — это разные вещи. Никогда не забуду новый год — 1980-й. Папа уехал в очередную командировку. Их у него было очень много. Я никогда не могла объяснить себе странное ощущение, которое возникало после отъезда папы в командировки. Папа вообще очень мало времени бывал дома: то на работе, то на собраниях, то на учениях, то на дежурстве, на учёбе, иногда на охоте или рыбалке (зачастую это была необходимость, а не увлечение. Когда во многих семьях даже к праздникам не было мяса), но при этом всегда ощущалось его присутствие. Иногда его не было дома по нескольку дней. И всё равно он был дома. А вот когда уезжал в командировки, дом становился пустым, сиротливым (хотя мы все, как обычно были вместе с мамой). К их окончанию мы начинали скучать даже по запаху его папирос (которые терпеть не могли).
А в тот декабрь дома стало совсем неуютно. Повисла какая-то гнетущая тишина. Мама осунулась, бросалась к каждому телефонному звонку. Мы всё видели, но не спрашивали. Раз нам ничего не сказали, значит так надо. Но с тех пор так и не прошло ощущение тревоги от неурочных телефонных звонков. Ещё долгих десять лет папа «не вылезал» из афганских командировок. И с каждым приездом его виски становились всё белее и белее. Тогда я поняла, что значит читать по глазам.
За что папа получил Звезду Героя, мы узнали из журналов, из книг. И многие вокруг меня (те, с кем я общаюсь на работе) и до сих пор не знают, что мой папа Герой Советского Союза. У нас не принято об этом говорить.
Из всех льгот, которыми когда-либо пользовался папа и мы, — это плата за жильё и проезд на транспорте. А зачем? Ведь всё, что сделал папа, было не ради награды, не ради денег, просто иначе он не мог.
Больше всего на свете папа любил читать книги. И после работы самым любимым отдыхом для него было полежать на диване с книгой, да ещё и при включённом телевизоре (он мог и читать и слушать одновременно). Но вот рассказывать прочитанные книги он не любил. И даже в детстве, когда он нам рассказывал сказки, ухитрялся каждый раз рассказывать одну и ту же сказку на новый лад (сказка о хитром портняжке).
А ещё папе очень хотелось иметь собаку, но из-за его работы собаки у нас так и не было. Но зато у нас было столько разных птиц и зверей! Все знали папину слабость к животным и приносили нам разных подранков. Иногда мы сами приносили бездомных птиц и котов. Если их всех собрать можно было бы сделать маленький зоопарк: кабарга, лис, заяц, филин, кряква, удод, черепахи, ежи, коты, рыбки, воробьи, ласточки, щегол, канарейки, попугаи. Но, пожалуй, больше всего запомнился лисёнок. Он появился у нас ранним дождливым утром. Папа пошёл на автобусную остановку, там их забирала утром служебная машина (мы тогда жили в Уссурийске). И неожиданно вернулся. Мы думали, что он что-то забыл. Но вдруг из-под мокрющей плащ-накидки раздалось тявканье. Мама сразу возмутилась: «никаких мне собак…». И тут высунулась маленькая рыжая мордочка с чёрненькими бусинками глаз. Папа опустил гостя на пол и сказал: «Это же лисёнок». Он его пожалел и купил у пьяницы на остановке за три рубля. Так в нашем доме поселился Рыжик. Поначалу это был запуганный маленький зверёк, но постепенно он освоился, отъелся, подрос и стал чувствовать себя героем дня. На него смотреть ходили целые экскурсии из школ и детских садов. А мы под папиным руководством его дрессировали. Когда он стал взрослым лисом, родители решили привезти его в Москву и подарить в уголок Дурова (мама писала в театр). Но папе не дали отпуск. У нас несколько раз пытались украсть лиса на воротник. И тогда папа решил отпустить лиса в тайгу. Сразу этого делать нельзя, ведь он привык к людям. Тогда его отдали на станцию при Уссурийском заповеднике — дали ему возможность «одичать». Мы его несколько раз проведывали там. Для нас это была трагедия. Мы так любили Рыжика. Но папа сказал, что он все-таки дикий зверь и в лесу ему будет лучше. Летом его выпустили в тайгу. Некоторое время он приходил к избушке лесника, там его подкармливали. А уже по снегу он пришёл не один и с тех пор совсем ушёл в лес.
Вот уже больше полгода нет папы… До этого не стало младшего брата… И с каждым из них из жизни уходит что-то неповторимое, и ты вдруг понимаешь, что никогда (это страшное слово) ни один день в своей жизни не повторить, не вернуть, не изменить ни одного сказанного слова.
В жизни мы так часто срываемся на злость, на резкость и так скупы в проявлении своих лучших чувств.
Из-за папиной работы я очень часто страдала (не знаю, как сестра с братом). Мне очень не хватало его присутствия, его внимания, интереса к моим делам (я знаю, что от мамы он всё знал о нас). Но мне он был нужен сам. И вот сейчас, когда его не стало, я понимаю, что он как мог старался быть с нами.
Всё на что я смотрю, за что берусь, связано с ним. И не только дома. На работе? Часы — подарили папе друзья на день рождения; маска — сделал один из его солдат; календарь-еженедельник — каждый год он мне приносил для работы; ручки (мне всегда говорят: «Какие у тебя красивые ручки! Откуда у тебя такие?» — папа знал мою слабость к красивым ручкам.
Недавно мне сказали: «Ты такая же прямолинейная, как твой отец. И если ты считаешь, что права, то тебя не переубедить изменить своё решение».
И конечно же папу потрясла смерть сына. Наверное, он себя винил, что не сумел сберечь сына. Я уверена, что эта мысль не давала ему покоя, хотя бы потому что он ужасно не любил бывать на кладбище. Пожалуй, лучше сказать, он редко бывал на кладбище. Разве можно любить свою боль. И он её глушил, как мог: работа, работа, работа… И терпеть не мог болеть — тогда мысли брали верх.
Когда Миша последний раз разговаривал с папой по телефону (мама по папиным глазам поняла — Чечня. Миша просил не давать маме трубку. Он боялся её уговоров, её слёз), папа заикнулся, что мог бы найти возможность… Но Миша ответил ему: «Папа не надо. Я всё равно поеду, иначе я не смогу смотреть своим подчинённым в глаза. Папа-генерал спрятал своего сыночка». И папа отступил… Есть время, когда каждый совершает свои мужские поступки. Папа положил трубку… и в доме повисла тишина, ощущение неизбежной беды.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
