Отец задерживался на работе (что в последнее время случалось довольно часто), и близняшки с радостью помогали Николаю Ивановичу перетаскивать стопки книг, перетянутых жгутом. По сути дела, почти все богатство учителя состояло из книг, их было огромное количество — целая библиотека. А еще жилище Боброва украсили маленькая морозильная камера, черно-белый телевизор «Электрон», высокая этажерка (опять же для книг) и скрипучее кресло-качалка.
По договоренности с Кротовым-старшим Николай Иванович должен был платить за жилье по десять рублей в месяц — кстати говоря, деньги для глухой провинции немалые. Но в целом учитель был доволен тем, как он устроил свой быт.
Вечером закатили торжественное чаепитие с традиционными пирогами. Николай Иванович оказался на удивление приятным человеком. Его скромность отнюдь не была показной. Говорил он с какими-то странными, будто плывущими интонациями, присущими, как позже выяснилось, всем москвичам. Да Бобров родился и вырос в Москве, успешно закончил педагогический институт имени Ленина, получил распределение в Богом забытый Спасск. И нисколечко не переживал по этому поводу. Его не тяготило, что он теперь был оторван на целых три (в лучшем случае) года от столичной жизни.
До полуночи он рассказывал братьям, которые ни разу не выбирались дальше областного центра, о московском метро, о большущей выставке, почему-то называвшейся загадочным буквосочетанием «ВДНХ», о магазине «Детский мир» — царстве игрушек — и еще много-много о чем…
Сергей не дослушал учителя. Опрокинув очередную рюмку, он протяжно рыгнул и, не попрощавшись, отправился спать.
— Не обращайте внимания, — шепнула баба Настя. — Сережа всегда такой, когда выпьет.
— А я и не обращаю… — смущенно ответил Бобров. — Бывает…
Следующим утром братья Кротовы и Николай Иванович вместе шли в школу. Мальчишки попросили учителя что-нибудь еще рассказать о Москве.
— Эх, ребятки… — вздохнул Бобров. — Рассказывать можно до бесконечности. Но лучше один раз увидеть…
Глава 11. Казнь
На площади собралась целая толпа. Не только просто зеваки, но и многие весьма занятые граждане Плимута пришли посмотреть на казнь Гарри Поттера, самого отъявленного негодяя последних десяти лет. Всем хотелось заглянуть в глаза человеку, который отправил на тот свет три дюжины душ, всем хотелось посмотреть, как его сначала колесуют, а потом накинут на шею пеньковую петлю и выбьют табуретку из-под ног, как он будет дергаться и извиваться в предсмертных конвульсиях.
Простой народ был особенно падок до такого рода развлечений, ведь заморскими диковинками — вроде людей, у которых кожа черна, как уголь, или ходячих громадин, которых называют слонами, — в портовом городе не удивишь никого, кроме заезжих торговцев.
— Везут, везут! — еще издали закричали вездесущие мальчишки, и толпа испуганно шарахнулась в разные стороны.
Этот Гарри Поттер хоть и будет закован в цепи, но все же лучше держаться от него подальше. Ходят слухи, что уже в тюремной камере, с кандалами на руках и ногах, этот самый Гарри ухитрился вцепиться зубами в горло стражнику и откусить кадык. Да это и не мудрено для человека, который из-за жалких десяти шиллингов задушил трехлетнюю девочку на глазах у обезумевшей матери, а потом у самой матери содрал кожу на спине.
Но вместо телеги с клеткой на площадь выкатила обыкновенная карета. В другое время, может быть, и она бы привлекла чье-нибудь внимание, но теперь в толпе пронесся только вздох разочарования.
— Что за сборище? — спросил Дрейк и приоткрыл дверцу. — Эй, кучер, остановись и узнай, что тут происходит.
Кучер натянул поводья и спрыгнул с козел.
— Что тут происходит? — спросил он у какого-то простолюдина.
— Будут колесовать Гарри Поттера, а потом повесят, — весело ответил детина.
— И за что же этот Гарри удостоился такой чести?
— Как за что? Да он за год убил сорок человек. Неделю его ловили, а когда поймали, он и в тюрьме умудрился отправить на тот свет стражника. — Детина махнул рукой и стал пробираться поближе к эшафоту.
— Казнь, сэр, — доложил кучер, вернувшись к карете. — Скоро тут будет казнь.
— Что ты говоришь? Как интересно! — Сэр Френсис потер ладони. — А кто же осужденный?
— Некто Гарри Поттер. — Кучер переминался с ноги на ногу, ему очень хотелось посмотреть на казнь, и он надеялся, что господин тоже решит остаться. — Этот самый Гарри Поттер за полгода укокошил сотню человек. Вся плимутская охрана сбилась с ног, пока им удалось поймать этого негодяя. Так он еще в тюрьме умудрился убить пятерых охранников. Вот сегодня его будут колесовать, а потом повесят, как и подобает поступать с такими людьми.
— Ну что, Джон, — обернулся Дрейк к пажу, — может, останемся посмотреть на этого Гарри? Раз его не могла поймать вся охрана, значит, или у него ноги очень длинные, или у охраны очень короткие.
— Честно признаться, я не большой охотник до таких зрелищ. — Джон поморщился. — Сказать по совести, меня мутит от одного вида крови.
— Ну, значит, остаемся! — Дрейк весело засмеялся. — И запомни, мой мальчик: чем быстрее ты привыкнешь к виду крови, тем большего сможешь добиться в этой жизни.
— Везут, везут! — опять закричали мальчишки, и наконец на площадь лениво выползла телега, запряженная четверкой лошадей. За телегой шли около дюжины стражников, а на ней самой стояла огромная кованая клетка, в которой сидел приговоренный.
— Надо же, а я думал, что в этом парне футов шесть росту, — сказал Джон, разочарованно глядя на убийцу.
Арестант на самом деле оказался маленьким тщедушным человечком с добродушным лицом и какими-то удивленными глазами.
— А это точно он? — недоверчиво спросил паж у кучера.
— Он самый, никто другой. — Кучер довольно улыбался.
— С виду и не скажешь, что этот человек — убийца.
— А ты думал, мой мальчик, что у всех злодеев перекошенные от ярости физиономии и руки по локоть в крови? — Адмирал засмеялся. — Если бы эго было так, их топили бы в младенческом возрасте, пока они еще не успели ничего натворить.
Убийцу между тем вытащили из клетки и повели на эшафот. Толпа замерла в полном молчании. Похоже никто, как и Джон, не верил, что этот человек — тот, кого боялся весь Плимут и чьим именем мамаши путали своих непослушных чад.
Гарри Поттер вел себя как-то странно. Можно было подумать, что он и не догадывался о цели своего пребывания в этом людном месте. Он щурил глаза от яркого солнца, с интересом разглядывал здорового, толстого детину в красном колпаке, который приподнял его, как ребенка, положил на колесо и стал привязывать.
А потом бедняга закричал. Заорал по-бабьи, захлебываясь от слез, когда палач, вращая колесо, стал бить его длинной тонкой палкой. Вместе с ним закричала и толпа, как будто очнулась от сна. Понеслись проклятия, грязные ругательства и какой-то дикий, разухабистый женский хохот. На эшафот полетели тухлые яйца и гнилые яблоки, которые палач и его жертва разделили пополам. Скоро и тот, и другой с головы до ног покрылись грязно-желтой слизью.
