Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
— Это ты верно заметил, что бездомный. Знать, душа у тебя чуткая, краем себя чует, что дом-то настоящий у Отца Небесного остался, а здесь — только пристанища. Недаром говорят: «Там и дом, где друг к другу с добром, а крыша да стены не дадут замены». А много ты настоящих домов видел?
— Да, это, дедушка, как посмотреть. У одних дома простые, а душой в них отдыхаешь. У других — стены крепкие, а в дому тоска берет.
— То-то и оно.
— Мне-то что делать, дедушка?
— А ты, радость моя, с другой стороны посмотри. Вся земля — дом Божий. Всем тут место есть, всякой живой твари. Будь и ты как дома.
— Да, как же это?
— Да так! Куда ни придешь, скажи себе: «Где я — там и дом».
— Так просто?!
— Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного. Спи давай!
Сами собой глаза у юноши закрылись, и заснул он крепко да сладко.
Поутру птицы щебетом молодца разбудили. Глядь, ни костерка, ни старичка, будто и не было ничего. Только на душе полегчало.
Пошел молодец по дорожке, куда глаза глядят. Видит по тропке наискосок улитка ползет. Упала на нее тень — рожки втянула, сама в домик спряталась. Солнце посветило — выглянула, помедлила и дальше поползла. «Такая махонькая, а живет и не боится! — улыбнулся юноша, — Вот уж правда, где я — там и дом».
Долго ли коротко он шел, а привели его ноги туда, где жить ему стало легче, потому как выучил урок: «Где я — там и дом»!
Дни бегут, месяцы утекают, ан опять душа мается. Смотрит вокруг молодец, досада его берет: «Как же это Бог такой мир создал, что ни красоты, ни честности в нем днем с огнем не сыщешь?!». День ото дня гнев да раздражение его пуще огня мучают. Мнится ему — кругом только обман да злодейство торжествуют, хороших людей вовсе не стало. Кому верил — разуверился, на кого равнялся — обманулся! Показалось ему, что весь мир очернел, ничего светлого не осталось: «Ну, и пусть! Буду как все, чем я лучше? Чем праведником притворяться, лучше в грязи изваляться. Честнее будет!» И пошла его жизнь по кабакам да гулянкам, по помойкам да пьянкам.
Раз очнулся молодец невесть где: в животе пусто, на душе гнусно, в глазах темно. Рядом стенка бревенчатая, в ней дверка сосновая, толкнул ее — тишиной пахнуло. В тишине лампадка мерцает, Спаситель кротко смотрит. Потемнело у молодца в глазах, закричал он: «Что Ты на меня так смотришь?! Нет в этом мире правды, и хорошего нет. Я плохой, и Тебе такой не нужен. Без тебя проживу! Всё лживое, всё притворное. Нету доброго человека, нет ни одного!». Топнул ногой, что есть силы, и выбежал вон.
Так бежал, что дороги не видел. Бел камушек под ногу подвернулся, грянулся молодец оземь, искры из глаз посыпались, казалось — и дух вон! Очнулся от того, что частый дождичек сеется, лицо ему холодит. Приподнялся молодец, огляделся, видит, из-под раскидистой черемухи знакомый старичок рукой к себе манит, чуть приметно улыбается: «Что, чадо, худо тебе? Лицом потемнел, силами ослаб».
— Худо, дедушка. Кем стал — сам не пойму. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Хорошим людям со мной обузливо, с плохими — мне позорно.
Что мне делать?
— Чую я, ты и с Богом в ссоре, и с собой не в ладу.
Ничего не ответил тот, голову опустил, насупился.
— Охо-хо, беда за бедой — хоть не ходи домой. Перестань ты, сердешный, жизнь да людей через бинокль разглядывать.
— Как это?! — молодец от изумления голову вскинул.
— А так это, — старичок посмеивается. — Бинокль, что такое — знаешь?
— Знаю.
— То-то. Вот и представь, что ты на все через бинокль смотришь: то в дальний конец, то в ближний. Представил?
— Ну-у…
— Ну! Вот и выходит у тебя: что ни прыщ — то гангрена, что ни ямища — то червоточинка, а настоящего размера тебе и не видать. Как ты еще жив-то?! Видать, Божьей милостью. Разуй глаза — всё на место встанет.
Онемел молодец, по стволу черемуховому на землю осел, пред собой смотрит, еле слышно губами шепчет: «То в дальний конец — то в ближний… то в дальний — то в ближний…» А потом как начал смеяться, не остановишь! Старичок, на него глядя, в бороду посмеивается. Утер молодец слезы от смеха да и спрашивает:
— Выходит, дедушка, зря я на Бога грешил?
— Ой, зря, радость моя, ой зря!
— А что же теперь делать?
— Мириться всегда пригодится. Сам разбирайся, что в жизни настоящее, а что обманное. Скажи-ка, что на небе видишь?
— Солнце, тучи и радугу.
— Одного без другого не бывает.
Сказал так старичок и пропал, будто его и не было.
Призадумался молодец. Стал стой поры к людям да к жизни присматриваться, присматриваться да примериваться, настоящий взгляд искать. Мало-помалу дела на лад пошли, друзья надежные появились. С Богом помирился — лицом посветлел, спиной распрямился. А как начнет снова душа мутиться, вспомнит молодец про бинокль. «Э, нет, — думает, — ни к чему мне за старое браться». И пошла его жизнь мирно да гладко, со стороны посмотреть — всё хорошо. Хорошо-то хорошо, да не радостно.
Раз сидит добрый молодец в доме, двери на ночь уже замкнули, слышит, кто-то в ставню негромко стучит. Открывает, а там прежний старичок стоит: «Пустишь ли, мил человек, странника переночевать?» Встретил хозяин дорогого гостя с радостью, на почетное место усадил, велел домочадцам стол накрывать. Поужинали вместе, а когда разошлись все спать, старичок хозяина и спрашивает:
— Догадался, вижу, что за бинокль у тебя был?
— Догадался, дедушка, то гордость моя была. Она мой взгляд и перекашивала: то Бог плох, то люди худы, то я негодящ, а хочу быть велик.
— А зачем она тебе нужна была, догадался?
— А затем, думаю, что всегда можно так перекроить и вывернуть, что по всему выходит — жизнь виновата, а я ни при чем.
— Разобрался, значит, молодец. Что же тогда без радости живешь?
— Сам не пойму, дедушка! Скучно мне. Что почем в жизни — знаю, может, потому и не радуюсь.
— Э-э, нет! Радости нет, потому что ты до сей поры всех судишь: этот хорош, тот плох, этот прям, а тот крив.
— Нет, дедушка, я всё по правде рассуждаю, без злости.
— Ты по правде, а Бог по милости. Ты потому других судишь, что жалости сторонишься. А жалости сторонишься, потому что плакать не хочешь.
— Какая же в слезах радость, дедушка?
— Чадо, чадо, что оплакано, то отмолено; что отмолено, то развеяно — для радости дорожка проторена. Тебя, к слову, что не радует?
— То не радует, что плохого в людях и во мне много, а хорошего мало.
— Опять не туда смотришь. В каждом человеке искра Божия горит. Только все люди по-разному огонь поддерживают: кто сухими березовыми полешками, кто сырыми сучьями. Вот и выходит, у кого жарко, у кого дымно. Ты на огонь смотри, тогда не от дыма будешь отмахиваться, а поможешь костер разжигать. Чем ярче искра разгорается, тем другой душе светлей, обоим радостней.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
