Глава двадцать четвёртая
Пригоршня сигарет, красная скатерть и курица
И снова, читатель, прежде чем мы узнаем будущее, нам предстоит заглянуть в прошлое. Я расскажу тебе историю о жизни Миггери Coy, девочки, которая родилась задолго до мышонка Десперо и крысёнка Кьяроскуро вдалеке от королевского замка и получила имя в честь любимой свиньи своего отца.
Миггери Coy было шесть лет, когда её мама умерла, держа дочку за руку и глядя ей прямо в глаза.
— Мама? — позвала Мигг. — Мама, почему ты не хочешь остаться со мной?
— Кто это? — спросила мама. — Кто держит меня за руку?
— Это я, мама. Я, Миггери Coy.
— А, это ты детка… Отпусти меня.
— Но я хочу, чтобы ты осталась со мной.
— Ты хочешь… — повторила мама.
— Хочу, — отозвалась Мигг.
— Да разве кого-то волнует, чего ты хочешь?.. — произнесла мама.
Она сжала ладонь Мигг разок-другой и умерла, а Мигг осталась с отцом, который вскоре после смерти жены пошёл в базарный день на ярмарку да и продал свою дочку в служанки, получив за неё скатерть, курицу-несушку и пригоршню сигарет.
— Папа? — окликнула его Миггери, когда он уходил с курицей под мышкой, сигаретой в зубах и красной скатертью, накинутой на плечи, точно плащ.
— Отстань, Мигг, — сказал он. — Ты теперь принадлежишь этому дяде.
— Но я так не хочу, папа, — сказала девочка и вцепилась в край красной скатерти. — Я хочу домой, с тобой.
— Господи, да кого волнует, чего ты хочешь? — воскликнул отец. — Иди и отстань от меня. — Он отцепил её пальцы от скатерти и подтолкнул дочку к человеку, который её купил.
Мигг смотрела вслед отцу, смотрела, как развевается, точно плащ, красная скатерть. Отец бросил Миггери Coy. И ты, читатель, уже знаешь, что он даже не оглянулся. Ни разу.
Представляешь? А если б твой папа продал тебя за скатерть, курицу и пригоршню сигарет? Ну-ка, закрой глаза и представь себе это хотя бы на минутку.
Получилось?
Надеюсь, волосы у тебя на голове встали от ужаса дыбом. Надеюсь, ты теперь вполне сочувствуешь Миггери Coy и представляешь, каково было бы оказаться на её месте.
Бедняжка Мигг. Что с ней будет? Хоть ты и напуган, читатель, всё-таки наберись смелости и читай дальше.
Переверни страницу. Это твой долг перед Миггери Coy.
Глава двадцать пятая
Порочный круг
Купившего её человека Миггери Coy называла Дядей, он так велел, А ещё он велел ей ухаживать за овцами, готовить еду и чистить котлы, и Мигг всё это исправно делала. От Дяди она никогда не слышала ни похвалы, ни даже простого «спасибо».
Другая печальная особенность житья у Дяди заключалась в том, что он любил, как он сам выражался, «дать ей в ухо». Справедливости ради заметим, что, прежде чем ударить, он всегда осведомлялся у Мигг, хочет ли она получить в ухо.
Их ежедневные разговоры выглядели так:
Дядя. Я вроде велел тебе котёл почистить?
Мигг. Я почистила, Дядя, я очень хорошо почистила.
Дядя. Но он весь грязный! Ща в ухо дам!
Мигг. Дядя, честное слово, я его чистила!
Дядя. Так я, по-твоему, вру?
Мигг. Нет, Дядя.
Дядя. Значит, в ухо хочешь?
Мигг. Нет, Дядя, спасибо, не хочу.
Увы, Дядю, как и родителей Миггери Coy, нисколько не волновало, чего она хочет и чего не хочет, Мигг неизменно получала затрещину, причём Дядя отвешивал её с неизменным энтузиазмом, а Миггери принимала с неизменной неохотой.
Эти затрещины обрушивались на уши Мигг с пугающей частотой. Дядя был человеком справедливым и старался не обделить своим вниманием ни правое, ни левое ухо Миггери. Поэтому со временем её уши перестали напоминать человеческие и тем более детские уши и стали похожи на капустные кочерыжки.
Да и толку от них было не больше чем от кочерыжек. То есть, в сущности, они разучились работать как нормальные уши. Они перестали слышать. Сначала слова в сознании Мигг стали как-то расплываться, словно в тумане. Туман этот густел и густел, слова были уже едва различимы и потеряли для Мигг всякий смысл.
Чем хуже слышала девочка, тем меньше понимала. А чем меньше понимала, тем больше делала не так. А чем больше она делала не так, тем чаще получала в ухо и тем хуже слышала. Это называется порочный круг. Миггери Coy оказалась в самом центре порочного круга.
Читатель, поверь, это не самое приятное место. И попасть туда по доброй воле никто не хочет.
Впрочем, ты уже понял: то, чего хотела или не хотела Миггери Coy, никого в этом мире не заботило.
Глава двадцать шестая
Королевские особы
Когда Мигг исполнилось семь лет, не было ни пирога, ни праздника, ни песен, ни подарков. Собственно, день остался бы самым обычным, не скажи Мигг с утра:
— Дядя, мне сегодня семь лет.
— Я что, спрашивал, сколько тебе сегодня лет? — отозвался Дядя. — Убирайся, а то в ухо дам.
Через пару часов Миггери всё-таки получила в подарочек на день рождения увесистую затрещину, а к вечеру отправилась в поле за Дядиными овцами. И вдруг на горизонте что-то засияло и засверкало.
Сначала Мигг решила, что это солнце. Но потом повернулась и увидела, что солнце на западе, там, где ему в это время и надлежит быть, и оно скоро совсем скроется. А сияние с другой стороны всё разгоралось. Нет, это не солнце, это что-то другое! Прикрыв глаза левой ладошкой, чтобы не ослепнуть, Мигг стояла посреди поля, а сияние всё приближалось и приближалось и в конце концов превратилось в короля Филиппа, королеву Розмари и их дочку, юную принцессу Горошинку.
Королевские особы.
Королевских особ окружали рыцари в сверкающих латах. Лошади, на которых они скакали, тоже были облачены в сверкающие доспехи. На головах королевских особ сияли короны, а одежду короля, королевы и принцессы украшали драгоценные камни и блёстки, которые отражали лучи закатного солнца и переливались всеми цветами радуги.
— Ух ты! — выдохнула Мигг.
Белоснежная лошадь под принцессой Горошинкой выкидывала длинные ноги высоко и изящно. Увидев на поле опешившую от всего этого великолепия Миггери Coy, Горошинка приветливо ей помахала.
— Здравствуй! — весело крикнула принцесса. — Здравствуй! — И она снова махнула рукой.
Но Миггери не махнула в ответ. Она просто стояла разинув рот и смотрела во все глаза на этих красивых людей, на эту идеальную семью.
— Папа! — окликнула принцесса короля. — А почему девочка не помахала мне в ответ? С ней что-то не так?
