Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Мы ничуть не удивимся, когда найдём вариацию «явного предначертания» в гитлеровской «Майн Кампф». Именно сама судьба, утверждал Гитлер в 1923 году, предназначила Германии захватить территории России, населённые низшей расой. Он узрел этот знак провидения в том, что власть в бывших владениях царя захватили кровавые жидобольшевики, которые не смогут удерживать её долго.
«Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвём с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.
Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.
Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось её государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства»[107].
Ещё более явно просматривается связь нацистских идеологических концептов с американской доктриной открытия. Именно она узаконила господство над территориями, которые населяли народы, менее развитые в технологическом смысле, чем завоеватели.
Первым юридическим фундаментом доктрины стала Romanus Pontifex – булла папы Николая V, который в 1452 году разрешил христианам захватывать нехристианские территории в Западной Африке. В 1493 году положения этой буллы были распространены на земли, открытые Колумбом. Спустя всего двадцать четыре года после появления европейцев в Новом Свете философ-католик, советник английского короля Генриха VIII Томас Мор в своей «Утопии» подбирал аргументы в пользу колониальной политики:
«Утопийцы признают вполне справедливой причиной для войны тот случай, когда какой-либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой не пользуется сам, отказывает всё же в пользовании и обладании ею другим, которые по закону природы должны питаться от неё»[108].
В XIX веке доктрина открытия была оформлена и утверждена решениями Верховного суда США. Согласно ей в момент Великих географических открытий заокеанские земли были «ничейными», так как на них не жили цивилизованные христианские народы. Поэтому ныне они принадлежат тем государствам, которые открыли их для Европы: США в данном случае выступали как преемник Великобритании. Из всего этого вытекало, что коренные народы Америки хотя и могут проживать на этих землях, но не имеют права владеть ими. Таким образом, вашингтонское правительство получило идеологические основания переместить аборигенов с их исконных плодородных и, как выяснилось к тому времени, золотоносных территорий в юго-восточных штатах на необжитые просторы за рекой Миссисипи, для чего Конгресс в скором времени принял Закон о переселении индейцев (1830).
Важнейшая деталь: речь шла не о каких-то воинственных дикарях. Переселить нужно было пять так называемых цивилизованных племён – чироков, чикасо, чокто, маскоков и семинолов, чей образ жизни к тому времени был вполне сопоставим с образом жизни «бледнолицых». Известный чешский этнограф, профессор Карлова университета Милослав Стингл так описывал их достижения:
«Чироки открывают собственные школы, их поля возделываются лучше, чем поля европейских поселенцев. Более того, племя быстро развивается не только экономически, но и в культурном отношении. Из его рядов выходит несколько выдающихся деятелей культуры. В числе их был и создатель чирокского алфавита Секвойя. В результате длительного общения с белыми Секвойя пришёл к выводу, что основой могущества и силы европейской цивилизации является письменность. И этот высокоодарённый индейский просветитель разработал чирокское силлабическое (слоговое) письмо… В 1828 году начала выходить первая чирокско-английская газета “Чирокский Феникс”, а затем и другие издания, печатавшиеся уже только по-чирокски, – “Чироки мессенджер” (1844), “Чирокский альманах” и т. д.
Чироки первыми среди североамериканских индейцев составили собственную конституцию и заменили старые племенные советы выборным двухпалатным парламентом!»[109]
Добавим, что чироки приняли христианство. Их правитель, носивший имя Джон Росс, хорошо образованный метис с шотландско-индейскими корнями, в утро депортации возносил молитвы Христу. Между тем американская пресса всё равно настаивала на отчуждённости индейцев от «белой Америки» и категорической невозможности общежития с ними. Президент Эндрю Джексон, главный лоббист Закона о переселении, уверял, что совершается акт величайшего гуманизма, который отвечает интересам индейцев, ведь он сохранит их культуру и обычаи в неприкосновенности. Обращаясь к аборигенам, хозяин Овального кабинета говорил:
«Друзья мои, обстоятельства не позволяют вам процветать в условиях цивилизованного сообщества. Есть только одно средство, к которому вы можете прибегнуть: это перебраться на Запад. И чем раньше вы это сделаете, тем быстрее вы сможете встать на путь развития и изобилия»[110].
В свете сказанного выше о положении дел на землях чироки слова Джексона выглядят образчиком изощрённого лицемерия.
Особый цинизм ситуации состоял в том, что Закон о переселении не обязывал индейцев уезжать, те, кто хотел, могли остаться. Но реальная политика чиновников, поясняет знаток вопроса Энтони Уоллес, состояла в том, чтобы подтолкнуть к отъезду всеми возможными способами, не брезгуя ничем. В 1838 году, несмотря на несогласие индейцев, выраженное в петиции более чем с 15 000 подписей, и публичное осуждение этого акта знаменитым поэтом Ральфом Уолдо Эмерсоном, на основании сомнительного документа, который подписала горстка отступников, не имевших на то никаких прав и полномочий, американская армия насильственно изгнала племя на территорию Дикого Запада. Участник высылки, рядовой 2-го полка 2-й бригады горной пехоты Джон Г. Барнетт, так вспоминал те события:
«Беззащитных людей выволакивали из их домов и штыками загоняли на сборные пункты. На моих глазах октябрьским утром под ледяным дождём их как стадо овец погрузили в шестьсот сорок пять фургонов и отправили на запад…
Многие из этих несчастных не имели ни одеял, ни тёплой одежды, ни даже обуви на ногах. Такими их выгнали из домов. Семнадцатого ноября мы попали в бурю с градом и мокрым снегом при минусовой температуре, и до самого окончания нашего путешествия, 26-го марта 1839 г., условия существования индейцев были просто кошмарными. Им приходилось спать в фургонах или прямо на земле без огня. Дорога в изгнание стала для них дорогой смерти. Я помню, как только в одну ночь двадцать два человека погибло от пневмонии, усталости, унижения. Среди них была и жена вождя Росса, настоящая красавица. Эта благородная женщина отдала своё единственное одеяло больному ребёнку и осталась под дождём на ледяном ветру безо всякой защиты. Через несколько часов она умерла от воспаления лёгких»[111].
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
