– Не имеет значения? Не все дома? Вы только послушайте его! Да Селина Плейс, как ее называют люди, главная ведьма у мортбрудов! Ее зовут Морриган, она – проклятие, насылаемое на людей.
На мгновение показалось, что вот-вот на Каделлина найдет приступ гнева, но он всего лишь вздохнул и покачал головой.
– Ладно. Что случилось, то случилось. Сьюзен чуть не плакала. Ей было тяжело видеть старого человека таким потерянным, тем более, она чувствовала себя виноватой в этом.
– Мы что-нибудь можем сделать? Чародей взглянул на нее и устало улыбнулся.
– Сделать? Милая моя, я думаю, любой из нас очень мало что может сделать. И уж конечно, детям нет места в той борьбе, которая последует. Я понимаю, вам это будет тяжело, но вы должны уйти отсюда и забыть обо всем, что здесь видели и что произошло с вами. Теперь, когда камня у вас больше нет, вы будете в безопасности.
– Нет! Не говорите так! Мы хотим помочь! – воскликнул Колин.
– Я знаю, – сказал Каделлин. – Но в том, что будет происходить, вам не принадлежит никакой роли. Оружием борьбы будут Высокая Магия и низменная хитрость. Доблесть двух ребятишек ничего не решит в этой схватке. Самая лучшая помощь – это если вы освободите меня от тревоги еще и за вас.
И не давая возможности ребятам дальше возражать, чародей взял их за руки и вывел из пещеры. Они пошли с ним молча, испытывая безысходную тоску, и вскоре оказались наверху над болотом, где три дня назад впервые повстречались с чародеем.
– И мы больше никогда не увидимся? – спросил Колин. Он ни разу еще не чувствовал себя таким несчастным.
– Поверьте мне, что так и должно быть. Мне тоже больно расставаться с друзьями. И я догадываюсь, что значит для вас то, что дверь удивительного и волшебного должна закрыться перед вами; когда вы только чуть-чуть заглянули в нее. Но это ведь еще и мир теней и страхов, как вы сами видели, и боюсь, что очень скоро мне и самому придется перейти в мир теней. Я вас туда с собой не возьму.
Возвращайтесь в свой мир, там вам будет безопаснее. Если мы проиграем в борьбе, вам это ничем не будет грозить. Настронд появится не в ваше время. А теперь идите. Фенодири выведет вас на дорогу.
Сказав это, чародей повернулся и без единого слова или жеста вошел в туннель. Скала отозвалась эхом – он исчез.
Колин и Сьюзен онемело глядели на скалу. Они оба чуть не плакали, и Фенодири, которому и своих печалей хватало, было очень их жаль.
– Не сочтите Каделлина жестким или жестоким. Он потерпел такое поражение, которое кого угодно сокрушит. Сейчас он станет готовить себя заглянуть в лицо смерти, и даже, из-за камня, к худшему, чем смерть. И мы все встанем рядом с ним; думаю, что и мы разделим его участь. Он попрощался с вами, потому что думает, что вряд ли ему предстоит много встреч по эту сторону Рагнарока.
– Но во всем виноваты мы! – воскликнул Колин в отчаянии. – И теперь мы обязаны помочь ему!
– Вы больше всего поможете ему, если останетесь в стороне от опасности, как он вам и сказал. То есть держитесь подальше от нас и ото всего, что будет с нами происходить.
– Неужели это, правда, самое лучшее?
– Да.
– Значит, так оно и будет. Только это очень тяжело.
– А ему разве легче, чем вам? Они шли по дороге, которая вилась вдоль холма, постепенно поднимаясь, пока не вышли к гряде Эджа.
– Ну, теперь вы в безопасности, – сказал Фенодири. – Но если я вам вдруг понадоблюсь, скажите совам в амбаре на ферме у Моссока. Они понимают ваш язык и прилетят ко мне. Но запомните, совы – сторожа ночи, а днем они летают, как пьяные эльфы.
– Ты хочешь сказать, что это ты прислал всех этих сов?
– Да. Мои родичи всегда умели общаться с птицами. Мы относимся к ним как к братьям, и они помогают нам, чем могут. Две ночи тому, как они принесли известие, что вокруг вас собирается зло. Та птица, которая казалась не совсем птицей, наполнила их сердца страхом, хоть они и не могли ее днем разглядеть. Теперь я догадываюсь, что это был покрытый толстой шкурой. Сейчас мы как раз находимся на скале Касл Рок, откуда видно его логово.
Они подошли к голому выступу, который сильно выдавался над хребтом. В скале была точно кем-то грубо вытесанная скамья, и на нее они присели.
– Как я и думал, – сказал Фенодири, – темный хозяин дома, в своем логове. Видите, вон там расположено озеро Ллин-дху, окаймленное гирляндой из мхов и жалких лачужек.
Колин и Сьюзен поглядели туда, куда указывал Фенодири. На расстоянии двух-трех миль они могли разглядеть между деревьями поблескивающие серые воды.
– Люди решили осушить эти болота и стали строиться, но дух этих мест вселился в них, и дома получились некрасивые, унылые. Вокруг домов по-прежнему растекается болото, а из мрачного озера являются к ним бездушные мысли и поселяются в человеческих сердцах. Ага! Вон я вижу того, кто может рассказать нам кое-что о дальнейшей судьбе камня.
Он показал на крошечное пятнышко, парящее над равниной, и пронзительно свистнул.
– Эй, Уиндховер,[12] ко мне!
Пятнышко зависло на месте, затем начало планировать вниз, на землю, как черная падучая звезда, с каждой секундой увеличиваясь в размерах и свистя крыльями; секунда – и на протянутую руку Фенодири уселась великолепная птица – пустельга, устрашающая и гордая. Птица сверкнула глазами на ребят.
– Ты, конечно, подумал: странная компания для гнома, – сказал Фенодири. – Но на них напали мортбруды, так что они много пережили, больше чем полагается в их возрасте. Мы хотим спросить тебя, что Гримнир? Он проходил здесь. Добрался он до озера?
Пустельга стрельнула глазами на Фенодири и что-то резко прокричала. Ее крик, безусловно, был понятен гному и ничего не значил для ребят.
– Конечно, как я и полагал, – сказал Фенодири, когда птица замолчала, – некоторое время назад густой туман промчался по равнине со скоростью конского галопа и провалился в Ллин-дху. Что ж, ничего не поделаешь. А теперь я должен вернуться к Каделлину, нам надо многое обсудить и поговорить о наших планах. Прощайте, мои новые друзья. Вон ваша дорога, идите за ней. Помните о нас, хоть Каделлин и запретил вам это, и пожелайте нам удачи.
– Прощай.
Колин и Сьюзен ничего больше не смогли вымолвить. Не было сил говорить. Горло им стянула тоска. Они понимали, что Каделлин и Фенодири не просто хотели от них отделаться. Чувство вины за то, что случилось, терзало их невыносимо.
С тяжелым сердцем повернули ребята в сторону дороги. Они шли молча, не оглядываясь, пока не вышли на дорогу. Фенодири, стоящий на скамье с Уиндховером на вытянутой руке, вырисовывался четким силуэтом на фоне неба. Он поднял другую руку в прощальном салюте, и голос его звонко прозвучал в неподвижном воздухе:
