И тут я почувствовала, что у меня задрожали губы. Выражение лица Меллиоры тотчас изменилось.
— Почему ты рассматривала книги? — мягко спросила она. — Скажи мне, пожалуйста. Я хочу знать.
Это ее «пожалуйста» заставило меня выпалить всю правду.
— Это несправедливо, — заявила я. — Я могла бы читать, если бы кто-нибудь показал мне, как это делается.
— Значит, ты хочешь научиться читать?
— Конечно, хочу! Я хочу уметь читать и писать — хочу больше всего на свете!
Она села на кровать, скрестила ноги и уставилась на носки своих блестящих туфелек.
— Ну, это довольно просто, — спокойно произнесла она. — Тебя нужно научить.
— А кто меня будет учить?
— Я, естественно.
Это стало началом. Она действительно стала меня учить, хотя позже призналась, что подумала, что мне скоро надоест. Надоест! Я не знала устали! На чердаке, который мы делили с Кит и Бесс, я просыпалась на рассвете и выводила буквы, копируя те, что Меллиора писала мне. Я воровала свечи из шкафа миссис Йио и жгла их полночи. Я пророчила Бесс и Кит ужасную кару, если они донесут на меня. А поскольку я была внучкой самой бабушки Би, они испуганно согласились хранить мой секрет.
Меллиора была поражена моими успехами, и однажды, когда я написала свое имя без помарки, ее захлестнули эмоции.
— Какой позор, — говорила она, — что тебе приходится делать другую работу! Тебе следует сидеть в классной комнате!
Спустя несколько дней преподобный Чарльз вызвал меня к себе в кабинет. Он был очень худой, с добрыми глазами и бледной кожей, которая, похоже, с каждым днем становилась все более желтой. Его одежда казалась слишком свободной для него, а светло-русые волосы были всегда взъерошены. Он не особенно заботился о своем здоровье, зато пекся о бедняках и людских душах. Однако больше всего на свете преподобный Чарльз любил свою дочь Меллиору. Очевидно, он считал ее одним из ангелов, о которых говорил в своих проповедях. Меллиора, как я заметила, могла делать с ним все, что хотела, поэтому мне повезло, ибо дочь унаследовала от отца его заботливость и любовь к людям. Священник всегда выглядел обеспокоенным. Мне казалось, что он думает обо всех людях, которые попадут в ад. Но после того как я услышала разговор миссис Йио и Белтера, мне пришло в голову, что он беспокоится еще и о количестве продуктов, которые съедаются в его доме, о том, как он будет расплачиваться за них.
— Моя дочь сказала, что научила тебя читать. Это очень хорошо. Значит, ты хочешь учиться читать и писать, Керенза?
— Да, очень хочу.
— А зачем?
Я знала, что не должна говорить правду, поэтому осторожно ответила:
— Потому что я хочу читать книги — такие, как Библия.
Ему понравился мой ответ.
— Тогда, дитя мое, — сказал преподобный Чарльз, — поскольку у тебя есть способности, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь тебе. Дочка просит, чтобы с завтрашнего дня вы вместе занимались с мисс Келлоу. Я скажу миссис Йио, и она будет освобождать тебя от обязанностей на это время.
Я даже не пыталась скрыть свою радость. В этом не было необходимости. Хозяин добродушно похлопал меня по плечу.
— Но если ты предпочтешь быть с миссис Йио, а не на уроках с мисс Келлоу, тебе следует об этом сказать.
— Никогда! — пылко заявила я.
— Ну, ступай, — мягко произнес священник и добавил: — И искренне молись, чтобы Господь помогал тебе во всех твоих делах.
Столь неожиданное решение (невозможно представить, чтобы нечто подобное произошло в каком-нибудь другом доме) послужило темой горячих пересудов среди слуг.
— Я никогда не слышала ничего такого, — ворчала миссис Йио. — Подумать только! Взять девчонку в дом, а потом еще засадить ее за учебу! Попомните мое слово, кое по кому плачет сумасшедший дом в Бодмине, и этот кое-кто находится рядом с нами. Говорю вам, священник выжил из ума!
Бесс и Кит просто перешептывались, что это результат колдовства бабушки Би, насланного на священника. Она, дескать, захотела, чтобы ее внучка научилась читать и писать, как настоящая леди. Это еще раз доказывает, что может сделать бабушка Би, если захочет. Я подумала, что все эти разговоры пойдут на пользу бабушке.
Мисс Келлоу приняла меня холодно, с каменным выражением лица. Я понимала: ей хотелось сказать, что она, обедневшая дворянка, не намерена пасть так низко, чтобы учить простолюдинов.
— Это просто безумие, — поджав губы, произнесла она, когда я появилась в классной комнате.
— Почему? — поинтересовалась Меллиора.
— Как, по-твоему, мы можем продолжать наше занятие, когда мне придется втолковывать ей алфавит?
— Она его уже знает. Она умеет читать и писать.
— Я возражаю… категорически!
— А что вы сделаете? — спросила Меллиора. — Подадите в отставку?
— Возможно. Позволь напомнить тебе, что я преподавала в доме баронета!
— Вы упоминали это сотню раз, — язвительно заметила Меллиора. — И если вы сожалеете, что покинули тот дом, может, стоит поискать другое место в подобном семействе?
Да, Меллиора могла быть резкой, когда ей было за что сражаться. Она — настоящий борец.
— Сядь, дитя, — обратившись ко мне, сказала мисс Келлоу после довольно продолжительной паузы.
Я послушно села, потому что очень хотела знать все то, чему она могла меня научить. Конечно, мисс Келлоу старалась все испортить, однако мое желание выучиться и доказать, что она была не права, оказалось таким сильным, что я удивила не только Меллиору и ее гувернантку, но и себя саму. Осилив науку чтения и письма, я смогла совершенствоваться без посторонней помощи. Меллиора давала мне книгу за книгой, и я с жадностью читала. Я узнала много захватывающего о других странах и о том, что было в прошлом. Вскоре я сравнялась с Меллиорой, но моим тайным желанием было превзойти ее.
Правда, мне все время приходилось бороться с мисс Келлоу. Она возненавидела меня и все время пыталась доказать, что, занимаясь со мной, попусту тратит время. Это продолжалось до тех пор, пока я не нашла способ заставить ее замолчать. Я внимательно к ней присматривалась, потому что уже поняла: если у тебя есть враг, нужно знать о нем как можно больше. А когда придется защищаться от его нападок, следует бить по самым уязвимым местам. У мисс Келлоу была тайна, которую она всячески оберегала. Мысль о том, что она останется незамужней женщиной, была ненавистна ей. Вероятно, она видела в этом некое унижение своей женской природы. Я заметила, как мисс Келлоу вздрагивает при разговоре о «старых девах», и поняла, что она надеется выйти замуж за преподобного Чарльза.
Каждый раз, когда я оставалась с ней в классной комнате, она вела себя презрительно и надменно; она никогда не хвалила меня. Если приходилось что-то объяснять мне, она нетерпеливо вздыхала. Мисс Келлоу мне очень не нравилась. Я бы даже возненавидела ее, если бы не изучила настолько хорошо, чтобы понять: ее положение такое же непрочное, как и мое.
