Если же он случайно поднимал голову и замечал, что Сара за ним наблюдает, то обычно подмигивал ей и тут же делал что-нибудь глупое и убийственно жестокое, например, протягивал ей на ладони одно из только что изготовленных им прозрачных, сверкающих, как бы хрустальных сердечек.
Но сегодня она получила новое задание – пусть оно не было столь же сложным, как уникальные скульптуры Патрика, предназначенные для больших событий, но все же было непростым. Сара втянула нижнюю губу между зубами, пытаясь контролировать давление гелия, возникшее от возбуждения. Патрик мельком взглянул ей в лицо, и у него появилось самодовольное выражение.
– Ну, начнем. – Он подмигнул ей. – Вот именно в этой части работы мы не обращаем внимания на боль. – Его пальцы в перчатках начали летать по краям чаши со сверкающим прозрачным расплавом смеси сахара с изомальтом. Очень, очень быстро он подтягивал по полсантиметра по всей окружности чаши, и на стенке расплав становился достаточно прохладным, чтобы можно было начать формовать его. И хотя карамель не становилась настолько прохладной, чтобы можно было безболезненно прикасаться к ней, Патрик все равно формовал ее.
Его пальцы мелькали над обжигающей массой быстро, словно крылья колибри, сворачивая внутрь те края, которые успевали хоть немного остыть. Работа с сахаром – одна из тех редких работ в кухне, при которой используют перчатки, и то только для того, чтобы защитить карамель. От жира и влаги рук она кристаллизуется, и отпечатки пальцев разрушают изумительный блеск карамели. Но перчатки не защищают руки от высокой температуры.
Конечно, в Culinaire студентов учили работать в перчатках всегда, а не только с сахаром. В целях гигиены. Но в настоящих трехзвездочных кухнях, как Сара обнаружила в свой самый первый день, повара презирают перчатки – они мешают делать мелкие детали. Исключение допускали только при работе с горячей карамелью.
Кроме того, ощущения и текстуры были частью той радости прикосновения, которую испытывали повара и которая делала их настолько великими, что они не могли позволить ничему притупить эту страсть. Когда Сара поняла это, то подумала о другом – наверное, эти же самые парни надевают презервативы как ни в чем не бывало и даже не задумываются, что тем самым могут уменьшить наслаждение. Тогда она от смеха едва не фыркнула на всю кухню, но вовремя прикусила губу. Что тут скажешь, для поваров, видно, ощущения в пальцах важнее.
А сейчас, когда она это вспомнила, у нее в голове появилось видение того, как Патрик надевает презерватив. И почти сразу возникло второе – женщина, с которой он это делает, великолепная блондинка, очень похожая на Саммер Кори. Первое видение разлетелось вдребезги, и Сара сосредоточилась на сворачивании карамели, ощущая жар тела Патрика даже через две белые куртки из толстой ткани, которые должны защищать поваров от всего горячего.
От каждого прикосновения боль пронзала пальцы. Карамель жгла сквозь перчатки. У нее будут пузыри на кончиках пальцев и ладонях. Ей захотелось отступить, но нельзя. Она должна заставить себя перенести это.
И карамель вознаградила ее. Она подчинялась ее рукам, и красивая мечта становилась явью. Когда Сара сформовала шар, который обжигал ладони, потребовалась сила всех мышц кистей и рук. Патрик ловко расправлялся со своим сопротивляющимся шаром. Сильные руки растягивали, складывали и сворачивали карамель так, будто вязкая, упорствующая масса была бесплотной. Сара же, к своему удивлению, осознала, насколько легче ей было сейчас, чем несколько месяцев назад. Она может делать из карамели все, что захочет!
– А теперь мы его раздуем, – сказал Патрик. – Подогрей немного трубку.
Процесс был ей уже известен. Она знала, как надевать карамельный шар на трубку насоса, как нагнетать воздух в шар, особенно тугой. Умела охлаждать ту сторону, которая начинала выпирать слишком быстро, и нагревать ту, которая раздувалась слишком медленно. Патрик растягивал свой шар одной рукой, накачивая в него воздух другой. Его руки двигались взад и вперед с изяществом автоматизма. Карамельный пузырь в его руке удлинился и изогнулся.
Ее карамель вела себя так же. Сара начала улыбаться. Ее тревожное сердце больше не было гелиевым шаром, а само превратилось в карамель, и Сара ощущала в себе достаточно силы и настойчивости, чтобы растянуть его, наполнить и заставить сверкать.
– Теперь хитрая вещь. – Патрик нагрел карамель, чтобы сделать надрез и удалить трубку вместе с прилипшей массой, не успевшей затвердеть. – Мы должны срезать верхушку чисто и гладко, точно по нужному контуру. Масса должна быть достаточно горячей, чтобы мы могли сделать это аккуратно, ведь мы же не хотим испортить форму. Действуем очень осторожно. – Но, хоть он и сказал «осторожно», его руки делали все так же легко, как ласкали бы щенка: погладили здесь, прикоснулись там. – Voilà[33]. – Он протянул ладонь, на которой стояла туфелька из прозрачной карамели.
О, как все просто, если смотреть со стороны! Сара глубоко вздохнула и сконцентрировалась. Ей очень нравились хрустальные туфельки из прозрачной карамели: тонкие, изящные, элегантные и сверкающие, как алмазы. Когда их подадут на стол, то наполнят шампанским, чтобы романтически настроенные кавалеры могли произвести незабываемое впечатление на своих дам. Саре всегда хотелось подкрасться к двери ресторана и тайком взглянуть в щелочку, и увидеть лица женщин в тот момент, когда подадут туфельки.
У Сары все расцвело внутри от мысли, что одну она уже сделала сама. Она ее сделала! И отрезала правильно! Или нет? Она бросила осторожный взгляд на Патрика, но он только одобрительно кивнул, продолжая работать с расплавленной массой. Он сделал высокий тонкий каблук и прикрепил его к туфельке.
– Et voilà![34] – смеясь, Патрик поставил на свою большую ладонь в перчатке законченную туфельку, волшебную, ясную и сверкающую, как хрусталь. И притворился, что сравнивает ее с неуклюжими черными кухонными туфлями Сары. – Как ты думаешь, тебе будет впору?
Нет. Нет, ей впору уродливая, гадкая кухонная обувь. И в ней гораздо удобнее работать по шестнадцать часов, заполненных падающими ножами, пролитой карамелью и авариями с жидким азотом.
Сара осторожно поставила свою карамельную туфельку на мраморную столешницу и снова скопировала движения Патрика, вытягивая следующую порцию расплава и делая невозможно изящный каблучок. Потом подогрела его и прикрепила к туфельке. Ну, кажется, получилось идеально? Точно так, как надо?
Ее сердце забилось очень сильно, когда она поставила туфельку себе на ладонь. Ту, что сделала сама. Все получилось правильно? Сара посмотрела на Патрика, и ее сердце сжалось.
– Parfait[35], – сказал он, улыбаясь. – Теперь, Сара, сделай еще сотню таких же, чтобы мы были готовы к сегодняшнему вечеру. Но только скажи мне, когда твои руки начнут болеть слишком сильно, и мы кого-нибудь поставим вместо тебя.
