Книга Стоунхендж - Юрий Никитин

Деревянная башня тряслась, как стебелек, по которому бежалидва крупных жука и божья коровка. Томас страшился, что ветхие ступеньки невыдержат настоящего англа в полных доспехах. Тогда он перебьет этих наглецоввнизу, не вынимая меча. Калика сказал бы, задницей. Подумать только, какиегрубые слова находит!

Женщина шла впереди, затем Томас обогнал, двинулся собнаженным мечом первым. Что дивило, так странное несообразие. Что внутрироскошнее, чем снаружи, понятно, так и ожидал: всяк наружу выставляет своюгрубую силу, озлобленность, готовность ударить первым. Но почему при такомобилии ковров и шкур редких зверей оружия нет вовсе?

Томас заметил шкуры даже белых медведей, но таких зверей, онзнал доподлинно, Господь не творил. Такие звери обитают разве что вподземельях, где не бывает солнечного света, он сам в детстве видел белыхчервяков и тритонов. А чешуйчатые шкуры, головы и рога неведомых чудищ?

— А что будет, когда поднимемся к покои хозяина? —предположил дрогнувшим голосом. — Только бы сразу в жаб не превратил! Этотебе, сэр калика, все одно, ты мыслитель, а доблестному рыцарю будет не посебе... Копье в руки не взять, скользко, щит не поднять...

Впереди была дверь, окованная серебром и золотом. Ручка былав виде львиной головы. Вместо глаз блестели крупные рубины. Томас раскрыл рот —такое богатство в глуши! Да на каждый из таких рубинов можно снарядить малоерыцарское войско! Еще и обоз!

Олег же морщился, с неловкостью отводил взор. Вид у него былтакой, словно здешний маг сделал нечаянно непристойность, но как-то надосделать вид, что не замечает.

Томас постучал, прислушался, толкнул дверь. Отворилась безскрипа, открылась роскошно убранная комната. Осторожно вошли все трое,огляделись. В глубине низкое ложе, застеленное богато расшитым одеялом, настенах бесчисленные ковры, на столе ковши, братины, заморская посуда. Томасприподнял кубок, глаза округлились. Чересчур тяжел, чтобы быть из простогожелеза.

Женщина молчала, но при виде драгоценных камней на посуде ивделанных в ножки стола и ложа ее лиловые глаза стали зелеными, как спинымолодых лягушат, а щеки порозовели так, что видно было даже сквозь слой грязи..

— Богато живут русичи, — заметил Томас с уважением. —Наш король победнее...

Он с недоумением потрогал рогатые шишки огромных плодов.Яблоки и груши на подносе — понятно, виноград и ананасы тоже едал в сарацинскихземлях, но это вовсе нечто несусветное. Как и эти длинные изогнутые огурцы,только желтые и в листьях.

Женщина коснулась покрывала, нежнейшего и тончайшего,сотканного разве что из лунного света. По краю шел узор золотом, к середкесбегались замысловатые знаки. Ее пальцы как будто сами по себе терли, мяли,исследовали неведомую ткань.

Олег прислушался, из-за стены доносились голоса. Слов он неразобрал, но один из голосов показался знакомым. Он ощутил, как недобрыйхолодок побежал по коже. Он не знал этого человека, но интонация была знакомой,даже слишком...

Он толкнул рогатую голову зверя на стене, та подалась струдом. Пахнуло травами, щель раздвинулась, открыла потайной ход. Томас сразуже вытащил меч, снова спрятал, вспомнив, что находится в чужом доме.

Они прошли гуськом через проход среди бревен. Комната былапоменьше, но обставлена много богаче, ярче, а от сундуков с висячими замкамибыло тесно. При их появлении померк синеватый свет, словно они своим появлениемзадули молниевую свечу, а в глубине комнаты отпрыгнул к стене щупленький старикс коротко стриженной белой бородой. Глаза были испуганные.

— Кто вы, прервавшие...? Как сумели войти?

Томас поклонился.

— Приветствуем тебя, мудрый... и богатый! Я сэр ТомасМальтон из Гисленда, рыцарь Христова воинства.

Олег пристально осматривался. Старик, в этой захламленнойредкими и дорогими вещами комнате мог спрятать дюжину головорезов, но можно несомневаться, что, кроме старика, здесь уже никого нет. Однако же не оставляетчувство, что кто—то есть еще... И даже прислушивается к их словам.

— Христиане? — выкрикнул старик.

Томас снова поклонился.

— Нет более верного христианина, чем я, рыцарь походаза освобождение Гроба Спасителя. Спутник мой тоже одной ногой в истинной вере,хотя и всячески отрицает. На прекрасной леди, что согласилась почтить нас своимприсутствием... на некоторое время, хоть и нет креста, но, судя по ее дивнойкрасе, она не может не быть истинной христианкой...

Как чешет, как чешет, подумал Олег невольно. Гибкая вера! Сбольшим основанием эту женщину можно счесть орудием дьявола. За то же самое.

— Как вы вошли? — потребовал старик снова.

Вид у него был злой и растерянный. Томас поклонился ещеучтивее, снова избегая прямого ответа.

— Дивно и светло зреть произрастающую мудрость средидикости и невежества, что ломится сейчас внизу в двери... Мы здесь толькопроходом, по дороге забежали, просим приютить бедную женщину! На ее глазахгорел ее дом и гибла родня. Наверняка это была родня, такие же оборванные игрязные. Она нуждается в защите.

Старик отшатнулся.

— Женщина? В моем доме? Чтобы я сам, своими рукамирушил защиту? Вы уйдете, как и пришли, — вместе.

Томас сказал осторожно:

— Мы прошли долгий путь, но впереди еще дольше...

Старик прервал:

— Погоди. Сейчас посмотрим. Кому ведомо прошлое, тотзнает и будущее.

Дурак, подумал Олег беззлобно. Еще у самого подножьямудрости, даже не лизнул ступеньку, а такие высокопарные речи. Один дуракизрек, сто других повторяют. Мир меняется, в прошлом не было ни таких религий,ни таких передвижений племен и народов. Так что старые решения непригодны.Знание прошлого не дает познать будущее, скорее мешает...

Старик провел ладонью по зеркалу, будто смахивал пыль. Вчерноте заблистали звезды, затем полыхнуло зарево пожара, а блики на сабляхрассыпались, как вылетающие из костра искры. Выметнулся храпящий конь, на немогромная железная фигура рубила направо и налево длинным, как оглобля, мечом.Люди падали, разбегались с воплями, уползали.

Томас всхрапнул от удовольствия, притопнул и гордо оглянулсяна женщину. А в зеркале шла рубка, мелькали люди, затем сэр Томас с гордым ирешительным лицом красиво пронесся из горящего города, унося на крупе спасеннуюженщину. Калика как-то малозаметно потревожил пчел, оказался у ворот башни, теотворились от слабого толчка.