Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Пока в веселом доме Розалии Малевич происходили описанные выше невеселые и, прямо скажем, довольно-таки зловещие события, некий блондин, невысокий, складный и ладный, присел на чашу фонтана, расположенного на городской площади, поставил рядом с собой чемодан, утер платком лоб и задумался.
…Когда французский герцог впервые оказался в здешних краях, он оглядел унылые домишки, козу, привязанную к изгороди, лужу посреди дороги, вздохнул и сказал своим спутникам, тоже французам, которые, подобно ему, были вынуждены эмигрировать из-за творящейся на родине революционной чепухи:
– Да, господа, это не Версаль!
После чего повелел считать это место площадью и нарек ее Парижской.
Прошло время, и площадь приобрела почти цивилизованный вид. Она украсилась фонтаном в одном конце, статуей императора Николая в другом и неплохо устроенной мостовой между ними. Кроме того, герцог приказал посадить на площади сирень и акации, которые с тех пор буйно разрослись и давали живительную тень, если солнце светило слишком ярко.
Итак, Леон Валевский присел на чашу фонтана, который все равно бездействовал, поглядел на воробьев, с беззаботным чириканьем прыгавших по мостовой, и задумался, что же ему делать дальше. Выход напрашивался сам собой: стащить кошелек у какого-нибудь неосторожного гражданина, сесть на поезд и уехать как можно дальше от баронессы Корф.
В сущности, такие действия не таили в себе ничего невозможного. Однако при мысли, что ему придется ради спасения жизни и свободы обчищать чужие карманы, Валевского разобрала злость. Он был виртуозом отмычки, мастерски управлялся с динамитом, и не было такого сейфа, перед которым Леон спасовал бы. Но столь вульгарное занятие, как лазание по чужим карманам, вызывало у него, мастера своего дела, примерно то же чувство, которое ощущает, допустим, искушенный писатель, вынужденный сочинять рекламные тексты для заведомо дрянного товара, или оперный певец, которому предлагают исполнять застольные песенки.
Кроме того, Валевского не оставляло неприятное ощущение, что на вокзале его обчистили не просто так, а специально, и теперь молва о произошедшем разнесется по всей Российской империи. Скоро его враги, а также друзья (в воровской среде разница между этими двумя понятиями не столь существенна) будут надрывать животы, узнав, каким дураком его выставили. В самом деле, что может быть смешнее обкраденного вора?
Валевский был самолюбив, а помимо всего прочего, еще и крайне злопамятен. И он дал себе слово когда-нибудь, если ему представится случай, непременно поквитаться с Виссарионом и его шайкой.
Успокоив себя на сей счет, Леон поднялся и подхватил чемодан. Навстречу ему по площади ковылял сухонький старичок в пенсне, тащивший под мышкой связку книг. Валевский налетел на него, извинился, пожелал старичку приятного пути и проследовал дальше.
Вскоре он был уже на городском вокзале. Исследовав кошелек, который неизвестно как перекочевал в его карман из кармана старичка, убедился, что в нем очень мало денег, но, пожалуй, хватит на билет 2-го класса до Киева, и собрался подойти к окошку кассы. Но тут в глаза ему бросились двое жандармов, которые, аккуратно подхватив под локти, уводили куда-то молодого светловолосого человека невысокого роста. Вокруг жандармов бегала раскрасневшаяся дама в желтой шляпке и норовила стукнуть их по ногам зонтиком.
– Отпустите его! – кричала женщина на весь вокзал. – Он ничего не сделал! Негодяи!
– Простите, сударыня, – отвечал тот жандарм, что помоложе, уворачиваясь от разящего зонтика, – но нам велено задерживать всех пассажиров, по приметам похожих на известного вора Валевского. А ваш спутник чрезвычайно на него похож!
Услышав последние слова, Леон нырнул за колонну и вышел из-за нее только тогда, когда жандармы скрылись из виду. Он еще раздумывал, что ему предпринять, когда услышал за спиной выразительный кашель.
– Прошу вас, сударь, пройдемте со мной, – тихо попросил третий жандарм, которого Валевский не заметил.
– А в чем дело? – пробормотал Леон, чувствуя, как стены вокруг него сжимаются до размеров тюремной камеры, а на окнах сами собой вырастают решетки. – Я… я только что приехал! – вдохновенно солгал он.
Жандарм взглянул на его документы (в которых стояли чужое имя и фамилия) и объяснил, что им велено задерживать всех невысоких блондинов, которые пытаются покинуть город. Когда таких блондинов наберется достаточно, подъедет столичная дама, которая знает в лицо нужного ей человека, чтобы опознать его. Валевский похолодел.
– Впрочем, – милостиво сказал жандарм, возвращая документы, – раз вы приехали, а не уезжаете, сударь, вам нечего опасаться.
Валевский выдавил из себя улыбку, подхватил чемодан, негнущейся рукой принял документы и настолько быстро, насколько позволяли приличия, покинул вокзал. Почти бегом он пересек дорогу и двинулся обратно к Парижской площади.
Таким образом, то, что он опустился до уровня обыкновенного карманника, не спасло. Он попал в ловушку, потому что, с одной стороны, его подстерегали баронесса Корф и люди, которых столичная дама отрядила на поиски вора Валевского, а с другой стороны, были Хилькевич и его компания, от которых Леон тоже не ждал для себя ничего хорошего.
«Что же мне делать?» – спросил он себя.
Замечу, то был не извечный вопрос русской интеллигенции «Что делать?», обращенный непонятно к кому, а вполне конкретный вопрос, что может предпринять для своего спасения именно он, Леон Валевский.
Можно, конечно, попытаться покинуть город иначе, чем по железной дороге, но – нужны деньги. Кроме того, Валевский знал, что порт контролируют люди Хилькевича, а он не горел желанием попадаться им на глаза. Еще можно залечь на дно, на что тоже требуются деньги. И можно, наконец, ничего не делать и ждать, когда судьба сама пошлет ему шанс.
И судьба вняла его призыву.
Шанс явился в образе молодой особы с мечтательными глазами и с рыжеватыми кудряшками, которые выбивались из-под отчаянно модной шляпки. (Мадам Саркисян, которая делала такие шляпки по несколько штук в день, уверяла, что это «настоящий Париж», и, возможно, так оно и впрямь было, потому что весь настоящий Париж производился в маленьком подвальчике на той самой Парижской площади.) Помимо шляпки, на особе было голубое платье и востроносые туфельки, пытающиеся притвориться, что они голубые, хотя на самом деле цвет их был лиловым.
Особа прошла мимо Леона, кинув на него рассеянный взгляд. И молодой человек, который тоже умел бросать взгляды, но притом никогда не бывал рассеянным, отметил, что у особы круглые плечи и что она вообще довольно мила, хотя на ее вздернутом носике уместились несколько веснушек. Но тут же Валевский заметил у незнакомки на локтях очаровательные ямочки и мигом позабыл про веснушки.
Леон влюблялся довольно редко, приблизительно один-два раза в месяц, однако если влюблялся, то его было не остановить. Мгновенно приняв решение, он пошел следом за взволновавшей его незнакомкой.
Шагов через сорок девушка поравнялась с тем самым стариком, у которого Валевский похитил кошелек, и просияла улыбкой:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
