Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
За дверью был маленький холл, слабо освещенный карликовым подобием торшера, в который экономный Боря Шульц вкрутил тусклую лампочку ватт на двадцать, не больше. Вообще, в этом помещении преобладали малые формы: маленький диванчик преклонных лет (вероятно, детское ложе юного Бори Шульца), древний маленький столик и маленькая тумбочка из того же престарелого мебельного гарнитура, а на тумбочке – маленький переносной телевизор. Аппарат был выключен, но Ромка не сомневался, что он черно-белый, времен зари автомобильного телевидения. Крупных предметов в холле было всего два: большой роскошный фикус в грубо сколоченной деревянной кадке и уже знакомый приятелям мужик в «Коламбии» и «Камелотах». Мужик сидел на диване и спал, а во всех смыслах добрый фикус заботливо затенял его румяную физиономию.
Ромка неслышно потянул на себя дверь, пригнувшись, скользнул в проем и в полуприседе подобрался к спящему, на всякий случай стараясь держаться в тени раскидистого фикуса. Кто-то из тех ограниченно добрых людей, которые устроили мужика на ночлег в холле, заранее расстегнул на спящем теплую куртку, и это сильно облегчило Ромке доступ к карманам его пиджака.
В карманах нашлись ключи, цифровой плеер, почти новый мобильник, флэш-карта на веревочке, пластинка «Но-шпы», леденцы для освежения дыхания и пачка визитных карточек на имя Гавриила Мисимовича Тверского-Хацумото, переводчика торгово-промышленной палаты. Стало ясно, что растрепанная девица в мятых брючках не только не экскурсовод, но и не переводчица.
– А кто же она? – перекладывая из чужих карманов в свои собственные все, кроме таблеток и ключей, задумался Ромка, которому тургеневская барышня в кружавчиках, в общем-то, понравилась.
Окружающая действительность отозвалась на его голос неожиданно громкими звуками, в которых испуганный карманник распознал топот не одной пары ног. Шум шел со стороны лестницы и быстро приближался. Побоявшись, что он не успеет удрать, Ромка забился в темный угол и затаился там под прикрытием спасительного фикуса.
Стараясь стать как можно менее заметным, он свернулся в три погибели и полностью спрятался за деревянной кадкой. Высунуться было страшно, поэтому Ромка и не видел, кто бежит, кто кричит, кто падает… Он увидел только небольшой предмет, который самопроизвольно закатился под сень фикуса и тихо стукнулся о кадку.
На первый взгляд предмет напоминал небольшой, почти плоский серебряный брусок, но при столкновении с кадкой из металла выдвинулся объектив с линзой, после чего даже дурак понял бы, что перед ним фотоаппарат. Ромка дураком не был. Он сообразил, что вещица в его подфикусовое укрытие прилетела дорогая, и приготовился к тому, что владелец фотоаппарата сейчас же полезет за кадку в поисках своего ценного имущества. Стало ясно, что отсидеться в тихом темном уголке не удастся, придется прорываться к двери с боем. Ромка решил, что будет уносить не только ноги, но и все возможные трофеи. Он сцапал фотоаппарат, выскочил из-за фикуса и зайцем метнулся к выходу, ожидая услышать за спиной истошный крик «Держи вора!» или его аналог на чужом языке.
Криков не было. Осознав это, Ромка уже на пороге рискнул оглянуться и увидел довольно странную картину.
На плешивой ковровой дорожке посреди холла лежал лицом вниз человек в черной одежде, а на нем – и тоже лицом вниз – давешняя лохматая дивчина в нездешнем наряде. Ромка узнал ее по помятому джерси и кружевным манжетам, которые воздушной пеной накрыли пальчики, крепко вцепившиеся в ноги типа в черном. Странная парочка слабо ворочалась, кто-то постанывал, но погони в ближайшее время можно было не ждать, это Ромка понял. Однако медлить он все-таки не стал и канул в ночь без задержки и последнего «прости-прощай!».
Боря Шульц шел по коридору первого этажа, недовольно ворча и шумно шаркая тапками. Полысевшие от старости меховые кролики, украшающие домашнюю обувь Бори, гневно тряслись, словно выражая солидарность с рассерженным хозяином. Скомканную и сбитую в сторону ковровую дорожку Боря увидел еще до того, как вывернул в холл, после чего его ворчание превратилось в тоскливый стон. Эту красную дорожку Боря совсем недорого купил на распродаже списанного имущества райкома КПСС каких-то пятнадцать лет назад и, в отличие от избалованных партийцев, очень ею дорожил. После обработки губкой с пятновыводителем дорожка совсем неплохо смотрелась на ступеньках Бориной кафешки, которая принимала заказы на проведение торжественных свадебных ужинов. Кроме того, иногда Боря использовал данное ковровое изделие для личных нужд. Красная дорожка уже каталась в кузове катафалка, увлекшего к месту последнего приюта престарелых родственников самого господина Шульца, и Боря не терял надежды увидеть однажды на этом ворсистом пурпуре гроб ограниченно любимой тещи.
– Нет, вы посмотрите на это безобразие! – безадресно воззвал расстроенный Борис Абрамович, наклоняясь, чтобы заботливо поправить скомканное покрытие.
В холл он вырулил пригнувшись и потому не сразу заметил тело, раскинувшееся на коврике.
– Боже ж ты мой! Я не понял, это что такое?!
«Это» при ближайшем рассмотрении оказалось молодой женщиной в мятых брючках с задравшимися до колен штанинами, расхристанном пиджачке и кружевной блузке с оборванными пуговками. Взглянув на атласный бюстгальтер приятного кремового цвета и таких же приятных очертаний, Борис Абрамович смущенно кашлянул и поспешно прикрыл очаровательное неглиже полами короткого пиджачка, старательно и неловко сложив их конвертом на фронтальной части дамы. Только после этого он участливо спросил:
– Деточка, что с вами?
Та ничего не ответила, и Борис Абрамович энергично обмахнул ее бледное лицо большим и жестко-скрипучим, как одноразовая пластмассовая тарелка, листом фикуса, пожалев, впрочем, обрывать его с ветки. Деточка отреагировала на дуновение свежего воздуха слабым бормотанием, и обрадованный Борис Абрамович в порыве человеколюбия едва не обрушил на барышню кадку с содержащимся в ней фикусом, временно переведенным в разряд ручных ветрогенераторов. Фикус, не рассчитанный на продолжительную работу в качестве вентилятора, протестующее заскрипел. Боря опомнился, выпустил кожистый лист и поволок полуживую деву к приоткрытой двери, из щели которой тянуло совершенно бесплатным и при этом в высшей степени бодрящим ветром. Поскольку острыми каблучками сапожек бездыханная красавица могла травмировать пресловутую красную дорожку, Боря, поднатужившись, взял деву на руки.
Именно в этот момент в холл вышла Рузанна Шульц. Она обожгла супруга, прижимающего к груди обмякшую девицу в распахнувшейся блузке, пламенным взором из-под бровей, сведенных гусиным клином, всплеснула руками и с чувством вскричала:
– Вай ме! Вай! – что означало, как было известно Боре, «горе мне, горе!».
Далее последовала длинная эмоциональная тирада на армянском языке, которого Борис Абрамович вообще-то не знал, что нисколько не помешало ему уловить общий смысл сказанного. Понимание здорово облегчили русские народные ругательства, во множестве пущенные по канве чужого наречия.
– Рузочка, ты не подумай, я ничего! – залопотал Боря, испуганный угрозой, явственно прозвучавшей в голосе ревнивой супруги. – Я пришел, вижу – этой девушке плохо…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
