— Нет уж, налогами я никогда не интересовался, — отрезал я.
Мойра нахмурилась и убрала руку.
— Ты так неуклюже увиливаешь, дружок.
— А ты так неуклюже давишь. Почему бы мне не быть просто отставным мужем миссис Логан?
— С твоими-то шрамами? Ха! А как ты встрепенулся, услышав фамилию Фредерикс. И еще... Дело в том...
— В чем? — спросил я, когда она вновь замялась.
— Дело в том, что я пришла к тебе в мотель не только из-за того, что мне было так одиноко. Мне еще было... любопытно.
Ее личико порозовело. Я ухмыльнулся.
— Ты хотела поиграть в Мата-Хари, да?
— Но ведь получилось не так плохо, правда, милый? Ты, конечно, и есть отставной муж, тут никаких сомнений быть не может. Но ты не только экс-муж, ты еще кое-кто.
— Кто?
— Трудно сказать, это особые люди, страшные. — Она уже не улыбалась. — Я достаточно навидалась их на своем веку. Иногда кажется, что всю жизнь за моим папочкой кто-то шпионил. Добрая половина из них, нет — скорее процентов девяносто, только и мечтали, чтобы их подкупили. Остальные были такими убежденными — спасители человечества, — что меня просто мутило. Ублюдки! Но и тех и других я чую за милю. Тебя же, киска, я никак не раскушу. Ты не алчен, и никакой там убежденности у тебя нет и в помине. Никак не возьму в толк, что за игру ты ведешь.
Чуть помолчав, я спросил:
— Ты любишь отца, Мойра?
— Я его ненавижу, — без секундного промедления ответила она. — Он поместил мою мать в... частное заведение, так его можно назвать. Видел бы ты это заведение! А ведь, возможно, ее можно было вылечить — многих алкоголиков излечивают. Он же не пожелал возиться. Думаю, он просто не хотел, чтобы на званых вечерах гости смотрели, как она пьет один только томатный сок, и судачили, что жена Сола Фредерикса была когда-то безнадежной алкоголичкой. Но, в любом случае, красоту она давно утратила, а отец любит окружать себя куколками. Вот он и убрал ее с глаз долой в тихое местечко, где можно упиться до смерти, никого не тревожа. Это еще не случилось, но, по-моему, она еще не долго протянет.
Мойра внимательно посмотрела на меня.
— Вот ответ на твой вопрос. Но если ты пытаешься узнать именно то, что я имею в виду... Не заблуждайся на сей счет, Мэтт. Я его не выбирала, и он меня не выбирал, но он мой отец, и тут ничего не изменишь. Понимаешь?
— Да, — ответил я. — Прекрасно понимаю.
— Звучит, конечно, сентиментально, — продолжила она. — В наши дни, если твой лучший друг окажется красным, или шпионом, или еще чем-то в этом роде, принято донести на него; таков теперь долг перед обществом, и всем наплевать на дружбу, верность и прочую муру... прежде за это отдавали жизни, а теперь это мура. А что до семейных уз, так я посещала колледж и все теперь знаю. Знаю, например, что сын вправе замахнуться топором на родителей. Ребеночек просто выпускает пары, освобождается от зажимов — милая крошка. Но беда в том, Мэтт, что? гражданин из меня фиговый; не ощущаю я никакого долга перед обществом. Я самая простая и обычная! провинциальная девушка, а мой отец — все-таки мой отец. Пусть он и последний сукин сын, но он мой отец!
Она глубоко вздохнула.
— Я хочу сказать, что...
— Ладно, детка, — прервал я. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Что бы ни случилось, я не обращусь к тебе за помощью. И мне никакого дела нет до твоего папаши. Честное индейское.
Она пропустила мои слова мимо ушей.
— Я хочу сказать, что ты, возможно, прекрасный, малый и думаешь, что спасаешь страну, но я никогда не стану Иудой. Ни для кого!
— Ваше сообщение принято, — отрапортовал я. — Допивай мартини; надеюсь, больше никогда не доведи отведать такое.
Она промолчала. Потом сказала:
— Мэтт!
— Что?
— Пару недель назад я возвращалась из Мексики. На границе меня остановили. Обычно это простая формальность. Ты только говоришь, что ничего особенного не везешь, кроме какого-нибудь дешевого спиртного, и тебя отсылают к окошку, чтобы уплатить этот дурацкий грабительский налог в пользу штата Техас. На этом все заканчивается. На сей раз они словно с цепи сорвались. Машину разве что по винтикам не разобрали. Я даже думала, что меня заставят раздеться, но, видно, они искали что-то более крупного размера. Когда я рассказала отцу, он так раскипятился, что я боялась — он лопнет от злости.
— Ну и что? — Мойра посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
— Неужто не ясно? Они же наверняка искали наркотики! — Воцарилось молчание. Официант воспользовался этим, чтобы, заехав локтем мне в лицо, поставить перед девушкой блюдо. Потом он воткнул локоть в лицо Мойре, чтобы обслужить меня. После чего отчалил, гордясь, что обслужил нас в правильном порядке.
— Не так ли? — спросила Мойра. — Папаша перепробовал уже все на свете; рано или поздно он должен был до этого докатиться. Таможенники наверняка искали наркотики и, должно быть, подозревали, что меня используют для перевозки.
Она замолчала. Я тоже молчал.
— Что ты об этом думаешь? — спросила она наконец.
— Ты же просто гадаешь, — ответил я. — Чем я могу тебе помочь?
— Ты прав, — вздохнула она. — Ничем. Но боюсь, что я тоже права. Тогда понятно, почему Дюк Логан ушел от него. Дюк всегда говорил, что готов охранять любого, кто платит, но только не тогда, когда дело касается наркобизнеса или проституции. Тут он четко пасовал.
— Славный старый Дюк, — покачал головой я.
— Не смейся!
— Я никогда не доверял моралистам, — ответил я — Я знаю добрую дюжину заядлых рыболовов, которые таскают на леске лосося, пока крючок не разорвет тому все внутренности, но тем не менее, искренне гордятся, что за всю жизнь никого не подстрелили. Другой тип охотится на птиц — уток, гусей, куропаток, голубей, — но мнит себя добропорядочным за то, что не прикончил ни одного оленя или лося. Наоборот, я знаю охотника на оленей, который убивает оленей каждый год, но он не может поехать в Африку и застрелить слона, потому что считает это злодейством. Каждый из них не может переступить какую-то черту.
Она изучающе посмотрела на меня, потом сказала:
— А ты, Мэтт? Через какую черту не можешь переступить ты?
— О, со мной все просто, малышка, — ответил я. — Я свободен от предрассудков.
— Мы говорили о наркотиках, — напомнила она.
— Это ты говорила о наркотиках.
— Мерзкое занятие, да? Я передернул плечами.
— Никогда не стремился помогать людям спасаться от самих себя, но некоторым это, видно, доставляет удовольствие.
— Занятная ты личность, — констатировала Мойра. — Ты должен был прочитать мне нотацию о вреде наркомании, о всей гнусности торговцев наркотиками, о моем долге.
