Так делают птички, так делают пчелки, Так делают даже дрессированные блохи, Давай же и мы сделаем так, давай полюбим друг друга.
Когда песенка затихла, Грэйс передала заказ Тайлеру и усмехнулась:
— Надо же, дрессированные блохи!
— Ты ревнуешь? — удивился мужчина. — По-моему, она спела довольно неплохо.
— Она просто великолепна, — сладко промурлыкала Грэйс. — Не думала, что тебя влечет к столь вызывающим особам.
— Вызывающие все же лучше, чем отказавшиеся от тебя, — не менее сладким голосом парировал Тайлер.
Взяв поднос, Грэйс поспешила удалиться, не желая отвечать на колкость.
За этот вечер девушка так устала, что, войдя в свою маленькую комнату под крышей, небрежно бросила в угол одежду и повалилась на кровать.
Лунное сияние струилось сквозь занавески, и полоски бледного света ложились на стены. Грэйс заработала неплохие чаевые, и вообще все складывалось удачно.
Лишь один эпизод вызвал небольшое огорчение. После закрытия Тайлер заказал для девушки такси, сам же остался в баре, сославшись на работу с какими-то документами. Смешивать работу с личными отношениями было бы недопустимо и непрофессионально.
Грэйс повторяла, лежа в темноте, что она хотела именно работы, поэтому глупо желать чего-то большего и невозможного. Она закрыла глаза, потянулась. Сейчас она заснет, а завтра встретит новый день спокойно и радостно.
Неделю спустя Грэйс готова была вскарабкаться на крышу самого высокого небоскреба, лишь бы дать выход накопившемуся отчаянию.
Вот уже неделю три женщины из соседнего офиса заходили днем в бар, заказывали мартини и флиртовали с Тайлером. Грэйс устала видеть это каждый день.
Справедливости ради нужно признать, что ее босс не принял ни одного из откровенных предложений. Но почему он ведет себя с этими женщинами столь мило и любезно, пускает в ход свое необыкновенное обаяние и шарм, открыто флиртует со всеми дамами в баре, со всеми, кроме нее, Грэйс?
Девушка была раздражена и старалась об этом не думать. Сколько раз, наводя порядок после работы, она находила салфетки с нацарапанными на них женскими именами, номерами телефонов и неизменными отпечатками накрашенных губ.
Тайлер только посмеивался, говорил, что не выкидывает их, чтобы не причинять боли женщинам, — ведь они могут увидеть.
Грэйс же считала, что гораздо лучше просто перестать заставлять их сталкиваться лбами, когда они с коктейлями в руках толпятся у стойки в попытке привлечь внимание бармена. Тайлер в ответ лишь хохотал.
Не желая больше видеть, как девицы с мартини обхаживают ее босса, Грэйс отошла в дальний конец бара. Тут же рядом появился предмет ее огорчения.
— Почему ты оставила меня на растерзание этой троице?
Грэйс смерила красоток беглым взглядом.
— Можешь гордиться, они уже дошли до кондиции.
— Грэйс, пожалуйста. — Тайлер поднес руку девушки к своей груди. — Они целую неделю бомбардируют меня, а сейчас просят разрешить спор, завязавшийся между ними по поводу женского белья.
— Женского белья? — Грэйс усмехнулась.
— Они говорили что-то о моделях бюстгальтеров. И тогда я убежал. Пойдем, Грэйс, помоги мне, иначе через десять минут красотки будут сидеть у стойки полуголыми.
Грэйс сжалилась и пошла к стойке, вдруг ощутив на своей талии теплые мужские руки. Тайлер коснулся ее шеи губами, затем скользнул к щеке.
Целую неделю он не прикасался к ней, и сейчас, чувствуя его дыхание, девушка задрожала, что не осталось незамеченным.
— Прошу тебя, изобрази мою подружку, — прошептал Тайлер ей на ухо. — Умоляю, спаси меня, заставь их уйти отсюда, Грэйс, пожалуйста.
— Расслабьтесь, мистер Магнетизм, я их выпровожу. — Внезапный импульс пронзил ее тело, и Грэйс не устояла. Привстав на носки, она прижалась к Тайлеру и обвила рукой его шею. Приблизив губы к его уху, она прошептала: — Я выпровожу их, и, поверь мне, они никогда больше не отважатся накинуться на тебя.
Нежно коснувшись его лица рукой, Грэйс резко повернулась и направилась к сидящим у стойки женщинам.
Тайлер словно окаменел — такого он не ожидал. Поднеся ладонь к лицу, Тайлер вдруг ощутил себя школьником, у которого возникла неконтролируемая эрекция на глазах у всего класса, крайне неуместная, унижающая достоинство и совершенно ему неподвластная.
