Асламбек говорит: «Ну, кто первый раз сражался? Пошли со мной. Пошли, пошли!» Все те ребята стали спускаться по камням со склона, и Абду с ними. На дороге еще раненые были. Кто-то из русских пытался выстрелить, их тут же добили очередями, а кто-то был уже не в силах. Один солдат лежал за ограждением, у него все лицо было в крови, он ничего не видел. Асламбек с новобранцами подошел к нему и показывает тому йеменцу, который хотел себе наркотик вколоть: «Давай, добей его!» Тот не поверил, что это всерьез, стал озираться. А Асламбек ствол наводит то на раненого, то на йеменца. В кого, мол, мне стрелять? Йеменец поднял автомат и выстрелил в того русского. Тот дернулся, он выстрелил еще раз и добил его.
Там еще один раненый был, ему целая очередь попала в грудь, как перечеркнула. Не знаю, был ли у него и без того хоть один шанс выжить. Он видел, как к нему подходили, попытался отползти назад. Молодой совсем, лет двадцати. Асламбек показывает Абду — теперь, мол, ты давай. Абду подошел, наставил на русского автомат, но выстрелить не может. Тот же смотрит на него в упор, что-то бормочет. Асламбек сплюнул в сторону, выпустил короткую очередь в раненого, потом наставил автомат на Абду. Тот смутился, опустил голову, и… — Мустафа перевел дух и замотал головой, отгоняя стоявшую перед его глазами картину. — И Асламбек выстрелил ему прямо в лицо. Я вскочил, хотел броситься на дорогу, но Рамдан схватил меня за руку. Он был прав — Абду уже не было, а Асламбек бы и нас не пощадил.
Грудь Мустафы часто вздымалась. Глаза его смотрели прямо, но перед ними был не я.
— Я плохо помню, что было дальше, — продолжал он с тем же отсутствующим взглядом. — Асламбек с десятком моджахедов сразу ушел. А мы забрали своих убитых, похоронили их в лесу и всю ночь шли обратно в лагерь. Я на неделю слег с воспалением легких, меня еле откачали антибиотиками. А Рамдан на следующий день стоял на посту у штабной палатки. Туда приехал человек от Хаттаба, это генерал их. Посыльный тоже был иорданцем, как Хоттаб, и говорил по-арабски, его переводили на чеченский. Так что Рамдан понимал все, о чем шла речь.
Тот человек привез деньги за уничтожение колонны — сорок тысяч долларов. Двадцать тысяч взял себе Асламбек, еще десять раздал двум своим заместителям, а остальные десять поделил среди бойцов. Рамдан как командир группы получил пятьсот долларов, а подрывникам, кто, как мы с Абду, рисковал больше всех, досталось по сто долларов. Мне досталось сто долларов — деньги убитых Асламбек оставил у себя, пообещав переслать родным.
«И про деньги подробно рассказывает, — отметил я про себя».
— После этого мы с Рамданом думали только о том, как выбраться из Чечни, продолжал Мустафа. — К тому же через два дня русские устроили карательную экспедицию и здорово потрепали нас с вертолетов. Из ребят, которые завербовались в Лондоне, в живых остались только мы с Рамданом. Асламбека ранили, и он потом умер в госпитале в Грузии, в Панкисском ущелье. Наш отряд отправили туда на отдых, потому что в горах выпал снег и скрываться стало очень сложно. А в ущелье жили чеченцы, и эта территория грузинским властям практически не подчинялась.
Потом в Лондоне понадобились опытные, ну, уже повоевавшие люди, и нам предложили вернуться, чтобы заняться переброской новых моджахедов. Только я про Абду и про всех других парней помню. И не хочу, чтобы их история повторилась с кем-то еще, кто зарабатывает для этих людей состояния.
— Подожди, — сказал я. — Я вам, конечно, очень сочувствую из-за вашей потери. Но как вам могли доверить отправку боевиков, если на ваших глазах один из моджахедов ни за что убил вашего брата? Они что, не понимают, что вы можете захотеть отомстить?
— Я думал об этом, — сказал Мустафа. — Дело в том, что здесь никто не знает. Мы с Рамданом пришли к выводу, что Асламбек об этом своим начальникам не доложил. Не в его интересах было признаваться, что он просто так, за минутное колебание, застрелил арабского моджахеда. Если бы об этом узнали, хотя бы здесь, в Лондоне, кто бы захотел поехать сражаться под началом таких людей? А из нашего отряда, кроме нас с Рамданом, в живых остались только чеченцы.
— Тогда напрасно ты согласился встретиться со мной в своем районе, — не успокаивался я. — Тебе, как я понял, доверили очень ответственную работу. Не может быть, чтобы за тобой не следили.
— Следили, — перебил меня Мустафа. — Целых два месяца — и за мной, и за Рамданом. Мы не показывали виду, что замечаем, и в конце концов от нас отстали.
— Все равно. Впредь этого лучше не делать. — Я допил уже остывший чай с мятой. — Так как мы можем быть друг другу полезны?
— Вас интересуют люди, которых мы отправляем на подготовку в лагеря, так?
— Так.
— Допустим, я передаю вам список. Такие-то в такой-то день летят туда-то, такие-то — туда-то. Что вы с этим делаете? Уничтожаете парней? Отправляете в тюрьму?
— Мустафа, друг мой. Мы боремся не с людьми — не с такими, как ты и братья. Мы хотим уничтожить организацию. Сегодня моджахеды, — я специально употребил термин, апробированный моим собеседником, — действуют в странах Востока, завтра они обернутся против Запада.
— Вы — американец? — уточнил Мустафа.
— Да, и моя страна тоже на линии огня. Так что ликвидировать с десяток новичков вроде твоего младшего брата — это нашу проблему не решает. Мы должны понять структуру таких организаций, выявить их источники финансирования, методы работы и потом в один прекрасный день разрушить их одним ударом.
— Но с людьми-то что будет?
— Не волнуйся. С кем-то, кого будет решено остановить, мы поговорим. Кто-то, как ты, согласится нам помогать, и такие люди об этом не пожалеют. Кто-то захочет вернуться к мирной жизни, и мы и в этом можем быть полезными. Проще дать человеку работу, чем тратить кучу денег на то, чтобы его уничтожить. Не согласен?
— Почему вы не делаете этого сейчас? Здесь, в Лондоне? Почему вы не помогли нам четыре года назад? Абду был бы жив.
— Потому что живущих в бедности мусульман в мире миллионы, сотни миллионов. Кто может помочь им всем? А поставить на карту свою жизнь готовы лишь тысячи. О тысячах мы в состоянии позаботиться.
Так бы говорил человек из ЦРУ? Мне казалось, что да. А на самом деле? На самом деле, я полагаю, американцы действовали бы точно так же, как и русские. Идет война — нужно нейтрализовать противника. Что значит «нейтрализовать»? Да все, что угодно, лишь бы он, этот противник, не смог убивать наших парней.
Мустафа подумал.
— Хорошо. Как вы позаботитесь о нас с братом? Мы ведь рискуем.
— Твое предложение?
— Нет, вы скажите.
— Ну, не знаю. Мы могли бы начать с двух тысяч фунтов в месяц и увеличивать эту сумму в зависимости от результатов.
Опять этот глупый рот! Он ожидал большего? Или и не представлял себе, сколько его услуги могут стоить?
— Две тысячи каждому?
— Нет, всего. Но если это будет того стоить, в итоге это может быть и по две тысячи каждому.
