Но к воспоминаниям девушки нужно отнестись с большой осторожностью. Не было у Вити Цоя своих песен в начале 1979 года. Скорее всего, это были песни Макса, а может быть, Анастасия перепутала годы. Это бывает.
1978–1980
Андрей Панов и «Автоматические удовлетворители»
Здесь пора начинать разговор о панках и о том, почему Цой оказался в их рядах.
Ну, насчет рядов – это преувеличение. Никаких рядов панков никогда не существовало. Панков вообще невозможно построить в ряды, они всегда вне рядов. Только оказавшись в армии, панк понимает, что есть такие понятия, как ряд, шеренга, колонна и ежедневная уборка казармы.
Кстати, Цою уже пора было задумываться об этой проблеме. Приближался 1980-й – год его призыва в армию по возрасту.
Что касается панков, то тогда это слово было в моде. Совсем недавно в Англии появились первые панки – как в смысле музыкального направления, так и стиля жизни, а главное, стиля одежды, поскольку стиль одежды создать значительно легче, чем стиль жизни.
Однако компании, о которой мы будем говорить и в которую попал Цой, почти удалось создать свой стиль жизни.
Игорь «Пиночет» Покровский
(из архива В. Митина):
«С Цоем мы познакомились в 1977 году у Андрея Панова (играл с Цоем в группе „Автоматические удовлетворители“). Сам себя он окрестил почему-то Свином. Мы не возражали.
Как-то зашел я к Свину, а у него сидел какой-то парень. Обыкновенный. Восточной внешности. В ту пору мы представлялись кличками: Свин, Рыба, Пиночет. А Витька протянул руку и представился: „Цой“. Я решил, что это тоже прозвище.
Мы жили недалеко от метро „Парк Победы“ и тусовали дома у Свина. А потом мы сдружились как-то втроем: Витька, Леша Рыбин и я.
Покупали трехлитровую банку пива, копченую рыбу и зависали то у меня дома, то у него. А иногда вместо пива покупали трехлитровую банку томатного сока, соленую рыбу и булку – и получали не меньшее удовольствие. Часами слушали музыку – T. Rex, XTC или Tom Robertson Bаnd и – мечтали-мечтали-мечтали. Обо всем на свете. Например, о том, как было бы здорово, если бы в нашей стране можно было выступать на стадионе. Кстати, тогда мы думали не о том, что стадионные концерты будут когда-нибудь и у нас, а жалели о том, что такого у нас никогда не будет».
Тут, конечно, следует читать не «Андрей Панов играл с Цоем в группе „АУ“», а наоборот: «Цой изредка играл в составе этой группы Андрея Панова».
То есть примерно с 1977 года у Вити Цоя в качестве духовного наставника появляется Свин – Андрей Панов, которому природа и обстоятельства, кажется, дали все, чтобы быть панком.
Он и стал официально первым питерским панком. Во всяком случае, этот титул уже никем не оспаривается.
Родители его были из мира балета. Отец танцевал в Мариинке и при удобном случае уехал за рубеж, но не стал «невозвращенцем», как тогда говорили, а как-то оформил это дело официально. Вероятно, с помощью нового брака. Однако присылал единственному сыну деньги, пластинки и невиданную по тем временам музыкальную аппаратуру.
Квартира была просторная, мальчики были предоставлены сами себе, да и жили рядом…
Впрочем, пусть расскажет сам Андрей.
Андрей Панов (из интервью автору, 1991):
«…У меня был сосед выше этажом. Сейчас уже переехал. С детства в одном доме жили. Однажды он сказал, что у него одноклассник или друг учится в Серовке. И у них группа хорошая, три человека – „Палата № 6“. Тоже как бы въехали в панк-рок и все такое… Все очень здорово типа дурака валяют. Я, говорит, к тебе их приведу.
А я как раз в это время свалил из театрального, ни черта не делал. Сидел дома, играл на гитаре, группу подыскивал. Сам до этого полгода как за гитару взялся. Аппаратуру купил, меломанство забросил.
А все началось с Монозуба. Он мне рассказал, что такое советский рок. Позже он стал Панкером, а в наших кругах это был Монозуб. Он мне позвонил и сказал, что у нас есть тоже советские группы, подпольный рок, поют на русском. Рассказал про них. А с Монозубом я познакомился, когда Юфа его привел устраиваться на работу. Я тогда был работником торговли по радио и телеаппаратуре, поскольку меломан. Монозуб тоже хотел попасть. Ну, как-то завелось знакомство, и один раз ночью по телефону он говорит, что есть такие группы, такие хорошие штуки пишут…
„Ты ведь стихи пишешь?“ – спрашивает. Я тогда тоже писал что-то. Думал, что это стихи. „А играть умеешь?“ – „Нет“, – говорю. „Ты, – говорит, – учись.“ – „Как же, – говорю, – такие крутые там…“ – „Ерунда! Это очень просто – группу сделать! Соберем ребят и начнем!“
А я как раз поступал в институт, и тут на мои плечи падают полторы тысячи деревянными – от папы. Мой папа свалил из страны законным путем в семьдесят третьем. И по их правилам, если ребенок учится, бухгалтерия оплачивает обучение. Финансирует его образование, значит.
Конечно, я сразу купил всякого – барабаны там, три-четыре гитары… Все на это ухнул, короче. Взялся сразу за гитару и настолько заразился, что поехал и поехал. Каждый день с утра до ночи. Сейчас фиг так сделаю. Но я отвлекся вроде…
Короче, они пришли – Максим Пашков, Цой и барабанщик. Не помню, как его звали. Хороший барабанщик, кстати. Оригинал. Жаль, что не пошел по этой стезе впоследствии. Ну, Максим – очень активный человек, больше всех разговаривал. Потом поступил в театральный. А Цой придет и сидит в углу.
Сколько-то времени мы прожили одной семьей, потому что все были бездельники. Цоя и других из Серовки выгнали именно по той причине, что они там стали ходить в булавках, а Серовка всегда была рассадником пацифизма. Анашой воняло на всех этажах. Не знаю, как сейчас. Ну, учителя и педагоги поняли, что это такое – кто-то подстригся, кто-то булавку нацепил. За то и выгнали. И песни не те пели. В Серовке две группы было – одна „Голубые монстры“, а другая – „Палата № 6“. Максим сам в Серовке не учился, а приходил туда играть.
Как-то так получилось, что мы с Цоем стали главные бездельники. И жили рядом, у парка Победы. Там, где сейчас его родители живут. Пока Максим не поступил в институт, мы встречались каждый день. Тем более что у меня дома стояла аппаратура. Я тогда еще занимался пластинками, постоянно были деньги с этого. Выпивка была дешевая. Вите родители всегда давали рубль в день. Сначала мы спрашивали, когда скидывались, – у кого сколько, а потом перестали спрашивать. „Давай твой рубль!“ – говорим. Все знали, что у него рубль.
Собирались у меня, значит. Пили, гуляли, дурака валяли. У меня тогда стояло, наверное, полкиловатта. В основном играли они, а не я. Ну, соседи бегают… А что толку бегать? Барабанные установки разные. Тогда еще Юфа ко мне приходил, хотя он отношения к ним не имеет. Пели песни Максима, Цой в некоторых вещах был аранжировщиком. Про это Максим лучше может рассказать. Цой был басистом, ничего не писал тогда. Поскольку Максим относился к нему несколько иронически, что ли, Цой был всегда очень зажатый. Комплексанутый, даже так скажу. Когда же мы остались с ним два бездельника, я чуть ли не каждый день стал приезжать к нему по утрам. У него любимое занятие было – снимать с пленки. Или читать. С ушами все в порядке, снимает, как рентген. Jennifer Rush снял, что удивительно! Там маразматические аккорды, очень сложно… Сидит с гитарой, а ноги всегда выше головы. Балетная привычка. У меня родители балетные, я знаю.