— Нет, не больна, и ты не болен, — ответила она слабым голоском. — Я усыхаю, а тебя раздувает — и все это из-за тех снимков, что мы сделали.
Я вздохнул и поднял свой необъятный живот обеими руками. Иначе я бы не пролез в дверь.
— Что же нам делать, Шери? — прошептал я. — Конечно, это фотографии. Ты права. Но что нам делать?
21
Папа заехал за мной после уроков. Он арендовал фургончик, поскольку в нашу машину я не влезал. На заднем сиденье я занял все пространство. Ремень не сходился у меня на животе, так что пришлось ехать в "разобранном" виде.
— Я уверен, что доктор Вейсс быстро приведет тебя в норму. — Папа пытался говорить бодрым голосом.
Только я-то видел, что он ужасно расстроен и сбит с толку. Не торопясь, он повез меня через весь город к доктору Вейссу. Да и не мог фургон быстро ехать с таким весом, то есть со мной!
Доктор Вейсс, милейший старичок с ясными голубыми глазами и длинной белой бородой, со всеми детьми говорит так, словно им годика два. Он до сих пор дает мне леденец каждый раз после визита, а мне уже двенадцать. Только не думаю, что сегодня он даст мне леденец на палочке.
Он только цокал, когда я встал на весы. Впрочем, узнать мой вес он все равно не смог: весы зашкалило. Он едва сумел прослушать сердце. Стетоскоп никак не удавалось пристроить среди жирных складок на моей груди.
С серьезным видом доктор Вейсс сделал все возможные тесты.
— Отправим кровь на анализ в лабораторию. Через пару дней придут ответы. — Он тряхнул головой и нахмурился. У него даже глаза будто выгорели и поблекли. — Ни с чем подобным, Грег, я в жизни не сталкивался, — тихо проговорил он. — Честно говоря, я в полном тупике.
Я-то не был в тупике. Я-то отлично знал, в чем дело. Как только мы вернулись домой, я поднялся кое-как к себе и первым делом — за телефон. Мне пришлось исхитриться, чтобы поднять руку и взять непослушными раздувшимися пальцами трубку да еще поднести ее к уху. Я набрал номер Шери. Вернее, мне это удалось с третьей попытки. Палец стал такой толстый, что нажимал сразу две цифры.
Шери подошла на третий звонок.
Алло, — голосок ее был еле слышен, такой он был слабый и тихий.
Я сейчас приду, — сказал я, — и захвачу камеру.
Не ори так, — вскрикнула она и тут же добавила: — Поторопись, Грег. Я потеряла еще два кило. Я уже совсем невесомая. Боюсь, как бы меня не унесло сквозняком.
Лечу, — говорю я. — И мы обмозгуем, как нам быть.
Повесив трубку, я осторожно вытащил камеру, спрятанную в нижнем ящике комода среди моих трусов и маек. Мне пришлось здорово помучиться, чтобы нагнуться так низко. Отдуваясь и задыхаясь, я кое-как это сделал.
"Если я еще немного потолстею, то, вероятно, лопну, как пузырь", — с горечью подумал я.
Крепко держа камеру в руке, я осторожно, ступенька за ступенькой, спустился с лестницы.
— Я к Шери, — крикнул я родителям. Они были в комнате внизу, обсуждали то, что
сказал папе доктор Вейсс.
На улице накрапывает дождик, — сказала мама, — возьми зонтик.
Да мне из двери в дверь, — крикнул я.
К тому же зонтик все равно не укроет меня целиком.
Я высунул нос наружу. Чуть моросило. И дождем-то не назовешь.
Сунув камеру под мышку, я распахнул дверь и сделал шаг, но тут же остановился. По дорожке шел черноволосый мальчик. Джон!
— Этого только не хватало! — пробормотал я. Я-то знал, зачем он пришел. Он хотел забрать камеру. Но я не мог ее сейчас отдать. Мне надо было спасти нас — Шери и меня.
Я видел, как он медленно приближается, наклонив голову из-за дождика.
"Что мне придумать, — размышлял я. — Я же не могу отдать ему камеру. Не могу, и все тут! Вернусь-ка я назад и спрячусь".
Я было сунулся обратно в дверной проем. Попытался просунуть свое разбухшее тело в собственный дом. Но слишком поздно. Джон увидел меня.
22
Он помахал мне рукой и вприпрыжку побежал к крыльцу.
Камера была у меня под рукой. Я опустил ее на крыльцо и прикрыл ее собой. За такой тушей она как за каменной стеной. Но что мне сказать Джону? Как убедить его согласиться, чтобы камера еще некоторое время побыла у меня?
— Привет! — крикнул он.
Привет! — откликнулся я. Голос у меня был приглушенным из-за складок жира на щеках.
Мне нужен мальчик, что живет здесь, — сказал Джон, поднимаясь на крыльцо. — Его зовут Грег. Он белокурый. Моего возраста. Вы знаете его? У него моя камера.
Я уставился на него и так стоял с открытым ртом. Я чувствовал на груди свои жировые складки.
Как, говоришь, его зовут? — переспросил я.
Грег, — повторил Джон. — Фамилию его я не знаю. Он здесь живет?
Наконец до меня дошло, что он не узнал меня. Я стал такой громила. Он не может сообразить, что это я.
— Э… да. Я, кажется, знаю, кто вам нужен.
Мальчик по имени Грег живет вон в том доме. — И я ткнул пальцем через улицу.
Вы знаете, в каком доме? — спросил Джон, поворачивая в ту сторону, куда я ему указал.
Дома через четыре, — врал я напропалую. — Большой дом из красного кирпича. Вы его сразу заметите. Тут на всю округу один такой кирпичный.
— Спасибо, — поблагодарил меня Джон. Дождь в это время стал сильнее. Он повернулся и припустил по дорожке.
"Пригласил называется", — подумал я про себя. Мне было неприятно врать Джону, но что было делать? Не могу же я вернуть ему камеру. Это слишком опасно. Я смотрел, как он убегает, пока он не скрылся за живыми изгородями. Потом нагнулся кое-как, подхватил камеру и двинулся вперевалку к дому Шери.
Шери ждала меня у входной двери. По ее глазам я заметил, что она потрясена моим видом, тем, как я разбух за последнее время.
Я тоже был потрясен и даже вскрикнул от изумления: Шери стала как переводная картинка!
Пока мы шли в комнату, она то и дело спотыкалась, наступая на обшлага своих джинсов, которые стали так длинны ей, что тащились по полу. Поддерживающий джинсы ремень она завязала узлом — такая тоненькая у нее талия, — чтобы они не спали с нее.
— Если я еще капельку похудею, — пожаловалась Шери, — придется носить кукольные платьица.
Твои родители возили тебя к доктору? — спросил я, отдуваясь и задыхаясь.
Еще бы, — слабым голоском ответила она, — доктор велел пить молочные коктейли пять раз в день.
Сказал бы мне так мой доктор, — вздохнул я.
Я осторожно присел на ее кровать. Не хотел я, чтобы она подо мной развалилась. И тем не менее дерево подо мной подозрительно заскрипело, начало потрескивать, а потом кровать с грохотом рухнула на пол.
