Дело не только в том, что в начале путешествия весь мир кажется ярким, блестящим, полным бесчисленных возможностей. Гораздо важнее другое: мы снова верим. Пока трещины незаметны, а времени хоть отбавляй; пока мы не сделали первый неправильный выбор, не осознали, что происходит нечто ужасное, а виной этому – мы сами, мы верим, будто на сей раз все сложится именно так, как надо.
Не знаю, что именно так меня тронуло, когда мы с Гриффином впервые въехали в Уильямсберг и покатили по сонной главной улице мимо церкви и почты. Повсюду до сих пор стояли нарядные елки, легкий снежок падал и ложился на огромные сугробы – последствие вчерашнего снегопада. Я достала фотоаппарат и принялась фотографировать. Мне доводилось видеть сотни подобных улиц, и многие из них были гораздо живописнее. Но на этот раз я испытывала нечто особенное. Словно я уже бывала здесь раньше. Или знала, что еще сюда вернусь. Словно я видела этот город не в первый, а в сотый раз. Такое ощущение ни с чем не спутаешь, и оно означает: именно здесь тебе и суждено быть.
Гриффин отвел от моего лица фотоаппарат, посмотрел мне в глаза и широко улыбнулся:
– Производит хорошее впечатление, правда?
Я кивнула.
С главной улицы Гриффин свернул направо, потом еще раз направо, и вскоре мы очутились в предместье. Вдоль дороги выстроились живописные дома в стиле «искусства и ремесла»[6], яркие и нарядные на фоне белого снега, словно драгоценные брелоки. Постепенно расстояние между домами увеличивалось, тут и там начали появляться фермы. Наконец Гриффин свернул на Нейплс-роуд и остановил машину.
Вот он, стоит совсем на отшибе – скромный домик в стиле «искусства и ремесла». Дом Гриффина. Дом моей мечты. Я не имею в виду, что он какой-то особенный или что именно в таком мне всегда хотелось жить. Я в буквальном смысле видела его в мечтах. В мечтах и во сне. Те же синие ставни и крепкие столбы, то же деревянное крыльцо и кресла-качалки. Два окошка на втором этаже, словно два глаза. Белая кирпичная труба. Я невольно улыбнулась.
Мы поженились еще по дороге из Калифорнии в Массачусетс – в маленькой часовне на самой границе Лас-Вегаса. Сарафан цвета слоновой кости в качестве свадебного платья, пара семидесятилетних свидетелей, простые золотые кольца и стихотворение «Счастье», которое прочел мне Гриффин. Вместо медового месяца – веселая и слишком быстрая автомобильная поездка до Уильямсберга. Но главное произошло именно здесь, на Нейплс-роуд, пока мы сидели рядом в машине с самым крошечным в мире прицепом, куда я уложила кое-какие вещи из своей старой жизни – те, что решила взять с собой: несколько полосатых кресел, шкафчики для бумаг, любимые фотографии Милы. Я смотрела на свой новый дом, который точно где-то уже видела, и чувствовала, что это начало новой жизни – семейной жизни.
Я покрутила на пальце обручальное кольцо.
– Итак, здесь мы и живем?
– Здесь мы и живем, – кивнул Гриффин. – Ну что, войдем?
Прежде чем я успела ответить, Гриффин заглушил мотор и обошел машину, чтобы открыть мне дверь, потом поднял меня на руки и понес по заснеженному тротуару к дому. На крыльце он остановился, готовясь перенести меня через порог.
Я смущенно смеялась, чувствуя себя немного неловко. Романтические жесты, особенно старомодные, всегда казались мне излишне сентиментальными. Позже я поняла, что просто к ним не привыкла. Однако Гриффин, похоже, решил это исправить. По-прежнему держа меня на руках, он уверенно подошел к парадной двери, повернул ручку и шагнул на зеленый коврик с надписью «Добро пожаловать».
– Ну вот мы и на месте, – сказал Гриффин и поцеловал меня.
И тут из глубины дома раздался мужской голос:
– Привет-привет!
От неожиданности Гриффин выпустил меня из рук, и я шлепнулась пятой точкой на зеленый коврик – прямо на надпись «Добро пожаловать».
Я обескураженно посмотрела сначала на мужа, потом на того, кому предназначался его сердитый взгляд, – на мужчину с пронзительными зелеными глазами и такой же, как у Гриффина, улыбкой. Незнакомец как ни в чем не бывало поедал мороженое на палочке. Он был удивительно хорош собой, даже несмотря на четырехдневную щетину и спутанные темные волосы. По бокам от него стояли два ребенка лет пяти, максимум – шести. Два практически не отличимых друг от друга мальчугана с рыжими волосами. Один тоже ел мороженое, второй держал в руках что-то вроде желтой пластмассовой лейки.
– Ах ты, сукин сын… разве можно так пугать! – воскликнул Гриффин.
– Будь любезен, выбирай выражения! – ответил незнакомец. – Тут все-таки дети.
Гриффин наклонился, чтобы помочь мне встать:
– С тобой все в порядке? Не ушиблась?
– Нет…
Я растерянно посмотрела на Гриффина и снова перевела взгляд на близнецов. Они улыбались от уха до уха и явно получали от происходящего немалое удовольствие. Симпатичные мальчики – рыжеволосые, большеглазые. И очень похожи на отца – та же форма лица, те же зеленые глаза. Вот только эту роскошную рыжую шевелюру они явно унаследовали от кого-то другого.
– Вы разве не хотите поздороваться с дядей Гриффином? – спросил незнакомец и потрепал обоих мальчиков по голове.
Дядя Гриффин?..
Выходит, это Джесси! Ну конечно, это брат Гриффина – Джесси. В Лос-Анджелесе у Гриффина не было с собой семейных фотографий, но я догадалась и так. Он рассказывал, что у Джесси двое детей – Сэмми и Декстер, если не ошибаюсь. Вот только забыл упомянуть, что они близнецы. Их семья живет в Бостоне – не так уж далеко от Уильямсберга. Джесси пишет докторскую диссертацию в Массачусетском технологическом институте, или МТИ, а у его жены – как же ее зовут? – цветочный магазин в Кембридже[7]. Вот и все, что я знала. Впрочем, теперь я знала еще кое-что: несмотря на мороженое и веселый взгляд, вид у Джесси был несколько ошалелый.
– Они играют в молчанку, – пояснил Джесси, подталкивая обоих мальчиков к Гриффину. – Ну же, ребята. Разговаривать не обязательно.
Близнецы подбежали к Гриффину. Он подхватил племянников на руки и прижал к себе их маленькие тела, продолжая сверлить брата глазами.
Только тут я заметила, что по другую сторону от Гриффина с мальчиками, у подножия лестницы валяется несколько огромных, наполовину распакованных чемоданов. Их содержимое – груды одежды, спортивное снаряжение, игрушки – было разбросано по всей лестнице и по коридору второго этажа, который – с того места, где я стояла, по крайней мере, – выглядел как после стихийного бедствия: картины на стенах покосились, ковер содран с пола. Откуда-то из глубины дома, куда бы я не рискнула отправиться, доносился отчетливый запах виноградного сока.
