— Это, Жень, известный тебе старший лейтенант Петренко. — Хантер, наверно, впервые назвал рядового Кулика по имени. — Позывные — Хантер, Шекор-туран, ежели помнишь. А кликуху прилепили в «травме» за то, что с первого дня умудрился проспать тридцать шесть часов подряд, без отрыва от подушки. Так что поначалу я был Спящим царевичем, а потом проснулся и стал просто Царевичем. С тобой ведь та же история — был Лососем, а стал Лосем.
— Хромой Лось какой-то, — снова взялся за свое радиотелефонист. — Без левого заднего копыта, не очень-то распрыгаешься…
— Знаешь что, — в свою очередь разозлился Хантер, — от того, что будешь скулить, новая нога не вырастет. Будь мужчиной и прими то, что случилось, как данность. Учись жить с этим!
— Ну да, вам хорошо! — как обиженный ребенок тянул Кулик. — И нога на месте, и бабы опять, как в Афгане, к вам липнут…
— Меня сегодня штопали почти без наркоза, — так, на всякий случай, сообщил старлей, — и сидели мы с тобой рядом на одной и той же БМП, когда сработал фугас. Или, может, я отдельно передвигался, под охраной вертолетного полка, а?
— Да ладно вам, товарищ старший лейтенант, — засопел Кулик, — какие тут могут быть претензии?.. Просто тошно мне, — в хриплом голосе снова послышались слезы, — двадцать лет от роду — и калека!
— Жалость к себе — полезная штука, — согласился Хантер, — но пользоваться ею надо как лекарством — в малых количествах. Передоз приводит к отравлению. Это тебе ясно, дружище?
— Ясно-то ясно, но я все равно не знаю, что будет дальше, — признался Кулик. — Образования у меня никакого, профессии — тоже. Чем буду заниматься по дембелю?
— А чем до армии занимался? — поинтересовался Хантер, кляня себя втихомолку, что раньше не удосужился расспросить радиотелефониста о его жизни.
— На охоту с отцом ходил, рыбачил, — сообщил тот с грустью в голосе. — У нас на Дальнем Востоке это дело артельное. А сейчас мне куда? Ни по тайге пошастать с карабином, ни сетку поставить… А с девками как? Кто с безногим в койку ляжет?
— Живут же люди и без одной ноги, да и без обеих тоже, — заверил Петренко. — Читал «Повесть о настоящем человеке»? Ее в школе проходят…
Черт его знает — ну как утешить молодого и здорового парня, который еще недавно ходил на медведя и росомаху и в одночасье стал инвалидом?
— Нет, — буркнул Кулик, — у нас русский язык и литературу через пень-колоду преподавали — некому было. Молодые училки с ходу удирали от нас на материк, а литературу вели то физичка, то историчка, то и вовсе трудовик.
— Так ты и фильм не видел? — удивился Александр.
— Не-а, — усмехнулся Кулик. — Телевидение до нас еще не добралось, а в клуб по навигации не завозили.
— Завтра скажу, чтоб тебе эту книжку принесли. Гарантирую: прочитаешь — и по-другому будешь смотреть на свои проблемы. А кстати, слыхал ты про такого офтальмолога — Святослава Федорова? Звезда мировая, можно сказать, первой величины, академик, герой соцтруда!
— Может, и слыхал. Это тот, что ли, который операции на глазах? И что — тоже без ног? — недоверчиво спросил Кулик, поворачиваясь к замкомроты, насколько позволяли трубки и провода.
— Нет, — поправил тот. — Без левой ступни, вроде тебя, только ему трамваем по шнуровью[17]конечность отрезало.
— Ну и дела! — Кулик призадумался, а потом проговорил вполне искренне: — Ну, спасибо, командир. Мне с вами как-то даже полегче стало…
— А насчет баб можешь не волноваться, — хохотнул Хантер. — На Полтавщине, где я служил до Афгана, у моего тестя с тещей за стенкой один типаж интересный обитает, Грицьком его во дворе кличут. Был он в молодости железнодорожным ментом, но больше всего любил баб и выпивку. Но с приоритетами никак не мог определиться. И однажды отпетрушил он девку — дочку какого-то железнодорожного вельможи. Грицько, как водится, попользовался, а батька девахи, тот самый «паровозиков начальник и вокзалов командир», узнав об этом, решил проучить негодяя. Грицька напоили до невменяемости и прямо в таком состоянии уложили на рельсы недалеко от моста через Днепр. Было темно, туман, дождь. В общем, наехал на него паровоз, и Грицькова нога — прости-прощай. И что б ты думал? — Хантер невольно усмехнулся, вспомнив колоритную физиономию соседа. — Очухался Грицько, выбил себе пенсию по инвалидности и «Запорожец» с ручным управлением. Теперь таксует, но оба любимых дела — баб и выпивку — так и не бросил. Как пил, так и пьет, как шлялся, так и шляется. И ему уже под пятьдесят, а тебе всего двадцать! Ты, кстати, — круто сменил тему Хантер, — чем еще, кроме рыбалки и охоты, занимался?
— Радиотехникой, — признался повеселевший Кулик. — Люблю я это дело, часами могу в схемах ковыряться.
— Ну вот! А сейчас без электроники ни шагу. Компьютеры там какие-то, всякие-разные, связь, космос. Поступишь в институт, у тебя льготы, а за ранение дадут тебе Красную Звезду, сто процентов. Наденешь костюм с отливом, протез тебе купят немецкий — такой, что от настоящей ноги не отличишь, награду Родины на лацкан — и в Ялту! Все девки твоими будут! Закончишь вуз — станешь большим электронным начальником!
— Смеетесь, товарищ старший лейтенант! Просто «приключения Электроника» какие-то!
— А ты как думал, Жека? У человека должен быть план. «Повесть о настоящем человеке» — это ладно, но все равно почитай. Потом попросим какую-нибудь из сестричек, чтоб побегала по местным вузам. Добудем тебе программы и учебники для поступления в радиотехнический. Через Галину — она здесь главная комсомолка — выйдем на горком комсомола — пусть помогут тебе с поступлением и общагой. И все дела. Так что хорош ныть, Лось, займись собой!
— Спасибо, командир. — Радиотелефонист устало откинулся на подушки. — Так и поступим. А вы что собираетесь дальше предпринять?
— У меня все намного проще, — вздохнул старлей. — Как очухаюсь — обратно в Афган, в роту. Воевать хочу, понял? У меня с «духами» свои счеты…
На мгновение он почувствовал, как голова вспухает от ненависти.
— А нога? — осторожно спросил Кулик. — Позволят ли вам вернуться в ВДВ?
— Не знаю. По словам подполковника медслужбы Седого, подлатали ее так, что не всякий хирург догадается, что за травма у меня была. Такую же операцию в свое время делали баскетболисту Сабонису, а думаешь, в большом спорте нагрузки меньше, чем в десантуре?
— Ну, раз так… — пожал плечами Кулик. — Вообще-то я тоже собирался на сверхсрочную после Афгана, или на прапорщика пойти учиться, как наш Ошейков. Ну, а теперь совсем другой коленкор…
Утомленные разговором, оба незаметно задремали. Разбудила Афродита, ловко поставившая капельницу и вкатившая два укола: обезболивающее и антибиотик.
Когда она уже собиралась уйти, Хантер поймал ее за руку.
— Так что ты хотела узнать об Афгане? — вполголоса поинтересовался он.
