Книга Кто и когда купил Российскую империю - Максим Кустов

В течение июня — августа Советская власть была свергнута по всей Сибири. Первое время после переворота обстановка была чрезвычайно запутанной и получила наименование «демократической контрреволюции». Формально была провозглашена демократическая республика, но единой власти не было. В течение лета и половины осени 1918 года буржуазно-демократические правительства на всем пространстве от Уфы до Читы росли как грибы: Комитет Учредительного собрания (Комуч), Западно-Сибирский комиссариат, 23 июня 1918 года в Томске было создано очередное Временное Сибирское правительство — Западную Сибирь контролировали чехословаки и белогвардейцы (оно просуществовало до октября 1918 года). Впрочем, за это время правительство тоже успело выпустить деньги (они были действительны и позже, при Российском правительстве Верховного правителя адмирала Колчака и Уфимской директории) — вошедшие в историю под названием «сибирки». Кроме того, в сентябре 1918 г. была создана так называемая Уфимская директория, или, как они сами себя громко называли, Временное всероссийское правительство — на многопартийной основе. В «Акте об образовании всероссийской верховной власти» было сказано: «Государственное совещание в составе Съезда членов Всероссийского Учредительного Собрания и уполномоченных на то представителей Комитета членов Всероссийского Учредительного Собрания, Сибирского Временного Правительства, Областного Правительства Урала; казачьих войск: Оренбургского, Уральского, Сибирского, Иркутского, Семиреченского, Енисейского, Астраханского; представителей правительств: Башкирии, Алаш, Туркестана и национального управления тюрко-татар внутренней России и Сибири и Временного Эстонского Правительства; представителей съезда городов и земств Сибири, Урала и Поволжья; представителей политических партий и организаций: партии социалистов-революционеров, российской социал-демократической рабочей партии, трудовой народно-социалистической партии, партии “Народной Свободы”, всероссийской социал-демократической организации “Единство” и “Союза Возрождения России” — и единодушном стремлении к спасению страны, воссозданию ее единства обеспечению ее независимости

постановило:

Вручить всю полноту верховной власти на всем пространстве Государства Российского Временному Всероссийскому Правительству в составе пяти лиц: Николая Дмитриевича Авксентьева, Николая Ивановича Астрова, генерал-лейтенанта Василия Георгиевича Болдырева, Петра Васильевича Вологодского и Николая Васильевича Чайковского»[26].

Первое время не были запрещены профсоюзы, демократические свободы, даже Советы. Но позднее все левые партии были разгромлены и поставлены вне закона.

Все это время условия жизни, хоть и медленнее, чем в центре, ухудшались и на дальних территориях. Еще летом 1917 г. в Сибири царило изобилие: «26 июля (1917 г. — Авт.) с сибирским экспрессом я покинул Петроград, направляясь через Вологду, Екатеринбург и Иркутск в Забайкалье. Впервые после трехлетнего пребывания на фронте я увидел родную Сибирь. Несмотря на войну и последовавшую революцию, кругом мало что изменилось. Экономическое состояние Сибири и ее обитателей внешне не отражало той разрухи, которая уже наступила в стране. Станции были так же, как и в довоенное время, запружены лотками с жареными гусями, утками, поросятами и прочими предметами разнообразной деревенской кулинарии. Все было баснословно дешево: например, стоимость целого жареного поросенка не превышала 50 копеек, утка стоила 30 копеек и т. д. Это наглядно свидетельствовало о хозяйственно-экономической мощи страны даже по истечении трех лет тяжелого военного напряжения…»[27]

Но уже через год все изменилось. Вот как описано положение в Иркутске летом 1918 г. в воспоминаниях И.И. Серебренникова: «К лету 1918 года положение с продовольствием в городе сильно ухудшилось. Стал ощущаться определенный недостаток в различных продуктах. Впервые в истории Иркутска были введены продовольственные карточки на многие припасы, в том числе на печеный хлеб. Появились у городских хлебопекарен “хвосты” горожан, не очень радовавшихся всем этим нововведениям и начавших уже весьма иронически относиться к громко рекламируемым большевиками “завоеваниям революции”.

Помню, как в один из летних дней я взял с собою нашу продовольственную карточку, пошел к хлебопекарне и стал в “хвост” очереди. В нашем доме было кого послать на дежурство, но я решил проделать все сам, чтобы испытать лично это удовольствие. Кажется, я стоял около часа времени и затем получил фунт или два хлеба.

Было странно и непонятно, как могло случиться, чтобы хлебная Сибирь осталась вдруг без хлеба. Действительно, пути революции были неисповедимы…

Бродя по улицам города и наблюдая его праздничное оживление (июль 1918 г. — Авт.), я зашел, между прочим, в помещение Городской управы. Здесь было много народу. В думском зале происходила подписка на нужды Сибирской добровольческой армии. Я подошел к столу, где лежал подписной лист, и, вручив дежурившему у стола десять рублей, записал эту сумму в лист. Вслед за мной на листе расписался известный в Иркутске подрядчик-строитель Ж-в, считавшийся в то время миллионером. Я видел, что он подписал столько же, сколько и я, т. е. десять рублей, и не поверил своим глазам. Вот они, сибирские Минины, невольно подумал я: как щедро они жертвуют на борьбу с большевизмом, от которого им только что помогли избавиться эти же самые добровольцы… Я не мог не вспомнить тогда, что не так еще давно подрядчик этот был арестован большевиками по обвинению в спекуляции, сидел в Иркутской тюрьме и был освобожден только после внесения залога, вернее, выкупа, в сумме нескольких сот тысяч рублей…»[28]