Иви, которой вся жизнь представлялась одним длинным сериалом, ужасно хотелось узнать, где же Миллин папа и почему Кэролайн воспитывала дочку без его участия, но из-за болезненной обидчивости Кэролайн приходилось довольствоваться безобидными общими вопросами. К сожалению, и они не встречали особого отклика.
— Откуда у тебя такой акцент? — спросила Иви и, почувствовав недовольство, поспешила с оправданиями: — Мне часто по работе приходится добиваться естественного акцента, поэтому я всегда проявляю интерес к подобным вещам.
— Из Бери.
Односложные ответы были коньком Кэролайн, даже при том, что «р» она произносила весьма специфически.
— Что заставило тебя приехать в Лондон? Наверно, в Бери очень хорошо.
Иви не способна была отличить Бери[6]от Венеции или от любого захолустья подобного рода. Для нее вся остальная Великобритания казалась просто яркими задворками Лондона, заселенными танцорами в народных костюмах и продавцами лаванды. По ее представлениям, по улицам Бери бродили львы, а излюбленным блюдом местного населения было китовое мясо.
— Неужели тебе так нужны эти акценты для работы?
Кэролайн вела себя на самую капельку менее агрессивно, чем фашистский диктатор с местным населением. Достучаться до нее было не так-то легко.
— Нет, просто интересно. — Иви оставалась доброжелательной. — А твоя семья все еще там?
— Вся моя семья умерла.
Тупик, в который зашел их разговор, был прямо великолепен. Иви потерпела крах.
— О Боже. Я очень тебе сочувствую, Кэролайн. — Ничего удивительного в том, что бедняжка не желает об этом говорить.
Никакой попытки ослабить напряжение со стороны Кэролайн не последовало. Она просто сидела на краю дивана и дула на свой кофе.
Минутку или две Иви поерзала на месте, дожидаясь, пока малиновая краска сойдет с ее лица, затем поднялась и сказала:
— Пойду вниз, приготовлю обед. Завтра у меня прослушивание.
— Правда… — После этого слова Кэролайн забыла поставить вопросительный знак.
Иви попятилась к двери.
— Ну вот, начали все по-новому… Если что-нибудь понадобится, стучи прямо в мою дверь… ну если действительно что-то нужно… Знаешь, сантехник, например… — Иви судорожно пыталась вспомнить, что же еще может понадобиться. «Чушь собачья!» — едва не прокричала она, поняв, что никак не может показать себя человеком практичным, который знает, какие неполадки могут случиться в хозяйстве.
— Не поступай так с моей дочерью, — ровным голосом предупредила Кэролайн.
Иви обернулась и увидела рядом с собой Милли, выжидательно протягивающую ей ручку.
— Ах, ты пойдешь со мной до двери? — Иви старалась казаться обрадованной, но на самом деле она никогда не умела обращаться с детьми. Не понимала, в чем причина. Была, конечно, надежда, что в один прекрасный день ее материнские чувства заявят о себе, но пока дети казались ей обузой. С ними не выпьешь, спать они ложатся до смешного рано, их шутки примитивны. Неуклюже обняв Милли, она взяла ее на руки. Боже, какой же тяжелой оказалась Милли! Можно подумать, у нее кирпичи в подгузниках!
А вот пахла она здорово. А смешной поцелуй, с которым девочка прильнула к ее щеке, оказался на удивление приятен. Иви улыбнулась своей пассажирке, которая к динамике совместного движения сразу же приспособилась лучше, чем сама Иви, и удобно пристроилась у нее на руках, совсем как коала на эвкалиптовом дереве.
— Все, мы уходим!
О существовании голоса, которым Иви произнесла сейчас эту фразу, она сама раньше и не подозревала. Это было похоже на «Цирк приехал в детский сад» в 1973-м. Кэролайн последовала за ними, по-видимому, чтобы убедиться, что Иви не покалечит ее дочь, пока дойдет до двери.
— Ну, пока.
Иви вернула Милли маме. Впервые до нее дошло, как они похожи. Это сходство никак не распространялось на одежду. Кэролайн была в своей обычной темной униформе, состоявшей из выцветших черных джинсов и такой же выцветшей черной футболки, тогда как Милли вся была облачена в чистенькую, отглаженную льняную одежду. Ее маленькие носочки были ослепительно белы и отделаны таким же полосатым материалом, из которого был сшит весь ее наряд. Смешные темные кудряшки завязаны сзади ленточкой. Голубой ленточкой с улыбающимися желтыми мордашками…
В резюме говорилось: «Молодая, беззаботная, игривая». Осмотрев себя в зеркале, Иви осталась довольна: белые брюки и кофта небесно-голубого цвета создавали ощущение молодости, беззаботности, игривости. Но после сорокапятиминутной поездки в переполненном, то и дело застревающем поезде метро, которое предоставляло те же чувственные наслаждения, что и посещение сауны в каком-нибудь приюте девятнадцатого века, она пробиралась через Сохо, чувствуя себя убийственно уставшей и старой.
Иви вышла из дома с большим запасом времени, но теперь все равно опаздывала. Неожиданно эта пустяковая работа стала казаться ей чуть ли не наградой. Еще вчера вечером, лежа в кровати, она смотрела на это предложение, как на простую рекламу собачьих консервов. Теперь, когда она опаздывала и еще имела шанс провалиться, работа превратилась в РЕКЛАМУ СОБАЧЬИХ КОНСЕРВОВ! С ПОВТОРАМИ!!!
Ох уж эти повторы! Для артиста слово «повторы» звучит музыкой. Через пару месяцев после появления рекламного ролика эти «повторы» (то есть гонорар за них) начинают накручиваться на твой истощившийся банковский счет. Но и они тоже, бывает, то накручиваются, то текут тоненькой струйкой, а то просто застревают на подходе. Вознаграждения бывают самые разные, случаются и такие, которые прямо-таки ошеломляют. Так что за актерским презрением к участию в рекламных роликах стоит судорожный, с трудом скрываемый интерес к денежкам, которые за них можно получить. Мередит всегда изъяснялась туманно на этот счет, и ее женское непостоянство проявлялось именно в этом вопросе, поэтому догадаться, что было хорошим, а что плохим признаком, было просто невозможно.
Остановившись, чтобы хоть немного остыть перед входом в Зеленый зал, Иви с радостью заметила, что опоздала всего на пять минут. Она пригладила волосы, которые очень плохо перенесли длительное пребывание в доведенной до белого каления атмосфере метро среди охваченных паникой разного рода пассажиров. Но волосы вновь встали дыбом, как у кошки, приготовившейся к драке. «Прекратите!» — взмолилась она, но не была услышана.
К счастью, в зале ожидания работали кондиционеры. Тридцать девушек, примерно ее возраста, в напряжении ждали своей участи. Некоторые были очень симпатичные, другие простоватого вида, но кому отдаст предпочтение рекламное агентство, было неизвестно.
Иви назвала свое имя секретарше, которая господствовала над всеми с видом полного Безразличия и Глубочайшей Тоски (что вполне отвечало нормам поведения секретарш), и уселась на ручку дивана. Она быстро осмотрела комнату и, обнаружив, что здесь (хвала Богу!) нет ни единой знакомой души, облегченно вздохнула.
