— Разъезжая на автомобиле, мы выбрасываем в атмосферу вредные химические соединения. Сегодня множество детей в Лондоне идут в школу пешком, чтобы показать, что они к этому неравнодушны. Я забыла об этом. Мы опаздываем, поэтому едем на машине. Но если вы заберетесь в багажник и полежите там до тех пор, пока я не разрешу вам выходить, мы, возможно, сможем выйти из положения.
Я натягиваю детскую шапочку «Человек-паук» — это шапочка Джо — и съезжаю ниже уровня приборной панели, чтобы проехать двести метров до школы. Мы терпеливо ждем разрыва в потоке шагающих по тротуару родителей.
На глаза мне попадается Буквоедка. В тяжелых туристических ботинках и с рюкзаком за плечами, она широким шагом идет по дороге. Их дом в нескольких милях отсюда. Вряд ли она пришла сюда пешком, но, судя по ее целеустремленному виду, это именно так. Как раз в тот момент, когда она поравнялась с нашей машиной, Фред встает и начинает стучать в стекло. «Помогите, помогите!» — кричит он.
Я пытаюсь оторвать его от окна, но он протестующе царапает стекло своей маленькой ручкой. К стеклу прижимается нос, один из тех вздернутых, немного высокомерных носов, на котором никогда не бывает веснушек, поскольку он всегда защищен от солнца широкополой шляпой и защитным кремом «Фактор 40». Затем пара широко распахнутых немигающих глаз пытается сфокусироваться на маленьком личике внутри салона. В целом выражение лица «за бортом» омерзительное, и Фред начинает орать еще громче.
— Кто-то запер ребенка одного в автомобиле! — кричит на всю улицу Буквоедка. Несомненно, она из тех, кто в экстренных случаях добровольно берет на себя бремя ответственности. — Нужно сообщить в школу! Вы тут не подежурите? — обращается она к кому-то.
Я слышу, как затихает буханье ее ботинок, и закрываю глаза, упражняясь в технике глубокого дыхания. Надеюсь, стекла в автомобиле достаточно запотевшие. Через некоторое время я слышу еще один голос со стороны проезжей части:
— Вы посмотрите, сколько мусора на переднем сиденье! Яблочные огрызки, шоколад, пластиковые тарелки — невероятно! А что это за жуткие рисунки? — О, Само Совершенство…
— А это не автомобиль Люси? — слышу я голос Прирученного Неотразимца — при иных обстоятельствах он был бы таким желанным! Но не сейчас.
С группой поддержки во главе с директрисой возвращается Буквоедка.
— Миссис Суини, вы там?
С торжественным видом я покидаю авто.
— Мы воссоздавали инсталляцию в духе Трейси Эмин[13]для проекта «Художники мира». Ее название — «Неприбранный автомобиль». — Я говорю взволнованно.
Директриса радостно всплескивает руками:
— Как изобретательно! Мы должны сделать несколько фотографий. Хорошо придумано, миссис Суини. Очень образно! Очень умно!
Она берет за руки двоих старших и ведет их к школе. Сэм бегом возвращается.
— Мама, напомни, пожалуйста, чего я не должен говорить, — шепчет он.
— Не говори, что три из шести рисунков сделала я. И что наша машина всегда так выглядит. Я не прошу тебя лгать, а только экономно обходиться с правдой.
— Это и есть серая ситуация?
— Да.
Стоя на тротуаре и вцепившись Фреду в капюшон куртки, я на краткий миг закрываю глаза. Маленькая передышка. Еще нет и девяти. Когда через мгновение я открываю глаза, Фред со спущенными до щиколотки штанами писает на колесо.
— Мое колесо! — гордо говорит он, но я хватаю его в охапку и затаскиваю назад, в «пежо».
Повернув голову, я вижу, что позади нашего автомобиля на своем велосипеде пристроился Прирученный Неотразимец. Его ноги вывернуты в коленях, на сломанной руке висит шлем. На нем джинсы, он в меру взъерошен и растрепан, его белая футболка вылезает из-под несколько тесноватого ему зеленого пиджака прямого покроя. Вряд ли ему есть дело до производимого впечатления, однако я думаю, что ему все же не безразлично, как он выглядит: обычно, сняв шлем, он тщательно приглаживает волосы, прежде чем предстать перед родительницами.
Там, где разошлись полы пиджака, я вижу наметившееся брюшко, футболка над животом слегка морщинится.
— Это из гардероба моей жены, — сообщает он, оправдываясь, когда ему становится ясно, что я его изучаю, и проводит рукой по пиджаку, как будто приглаживая его по фигуре. Несмотря на это и, несмотря на его северо-лондонскую одержимость красно-белой фасолью борлотти и ездой на велосипеде с фанатизмом, граничащим с религиозным, есть в нем что-то безнадежно непрезентабельное и прямо-таки неприличное. — Хорошо вам думать на своих-то двоих, — произносит он, перекидывая правую ногу через раму и слезая с велосипеда.
Я не могу определить, комплимент это или вызов, но уверена, мне надо немедленно возвращаться домой, ибо это мелкое замечание будет резонировать во мне гораздо дольше, чем следовало бы, с бесконечными повторами, до тех пор, пока не приобретет значение, которого он вовсе не имел в виду. И вдруг я понимаю, что моя свекровь не совсем права. Воображение, взращенное на любви к мужу, гораздо бледнее воображения, возделывающего безбрежное поле не встречающих взаимности фантазий. Пытаясь скорее закончить, а не начать беседу, я, наконец, реагирую:
— Годы практики, Роберт! — как мне кажется, сухо и лаконично.
Стоит утро одного из тех дней ранней осени, когда уже достаточно холодно, так что при дыхании виден пар. Когда я произношу свою реплику, два туманных облачка у самых губ смешиваются в одно. На мне никакой косметики, и я чувствую, как разрумянились мои щеки.
— Извините, я вчера торопился, — говорит мой визави. — У меня, знаете ли, производственный кризис. Не могу нащупать подходящую структуру книги, а американцы хотят выпустить ее до кинофестиваля «Сандэнс» в следующем году.
Могло бы показаться, что он хвастается, но нет — он явно пытается завязать разговор.
— Я сейчас пишу о сапата-вестернах[14], — продолжает он. — О тех, что рассказывают о времени мексиканской революции, например, «За пригоршню динамита», но хотя они и были навеяны мексиканской историей, ничто больше, пожалуй, их с Латинской Америкой не связывает…
Я понимающе киваю.
Однако использую эту его необычную разговорчивость, чтобы беспрепятственно есть глазами его правую руку, высунувшуюся вдруг из рукава жениного пиджака, — он энергично жестикулирует, стараясь ярче донести до меня смысл того, что говорит.
На мой взгляд, нет другой части мужского тела, которая столь верно характеризовала бы ее обладателя. Я бы даже рискнула пойти еще дальше, утверждая: взглянув на руку мужчины, можно почти безошибочно сказать, каков, он сам. Можно представить тело, угадать характер, сделать вывод о том, сколько времени он проводит в тренажерном зале и давно ли был за границей. Рука Прирученного Неотразимца почти безукоризненная — среднего размера, сильная, не короткая, с нормальным количеством волос, что выглядит мужественно; но достаточно бледная и худая — это в значительной степени гарантирует отсутствие волос на спине. Я улыбаюсь.
