— А как же с замужеством? — спросил он. — Разве вы не собираетесь обзавестись мужем, который вместо вас будет зарабатывать на жизнь?
Она побежала к дорожке, спускавшейся к пляжу, бросив на ходу:
— Сейчас слишком рано, чтобы судачить о будущих мужьях.
— Что правда, то правда, — засмеялся он. — Мужья уместнее ночью, чем днем, верно? Днем они трудятся, чтобы содержать своих женушек, а ночью…
На какое-то мгновение ее карие глаза встретились с его черными, взгляды их задержались, и ее охватило замешательство. Она сбросила халат, подбежала к кромке воды и, тут же нырнув, быстро поплыла от него.
Валентина хорошо плавала, а Гастон был просто отличным пловцом. Утро выдалось великолепное, в этот ранний час вода в море уже достаточно прогрелась, и Валентина, слегка озябшая в одном купальнике, с удовольствием бросилась в ласковые объятия моря. Она закрыла глаза и поплыла к невидимому горизонту, уверенная, что никогда не устанет, и это ощущение, что она вольна плыть куда угодно и сколько угодно, было самым восхитительным из всех, испытанных ею за двадцать шесть лет жизни.
До нее донесся голос Ламуана:
— Не стоит так выкладываться с самого начала. Вы же не собираетесь доплыть до Франции!
Валентина повернула к нему мокрое лицо и сморгнула капли с ресниц.
— Кто знает, — откликнулась она.
— В таком случае я плыву туда вместе с вами.
Они плыли рядом, потом он обошел ее мощными гребками, высоко выбрасывая руки из воды. Она изо всех сил старалась догнать его, не дать ему оставить ее далеко позади. Она поняла, что он намеренно подзадоривает ее, и не собиралась позволять какому-то мужчине, который знает здешние места гораздо хуже, чем она, потом, когда они вернутся на пляж, покровительственно похлопывать ее по плечу и учить, как надо плавать.
Поэтому, собрав все свои силы и волю, Валентина сумела сократить образовавшийся между ними разрыв со скоростью, которая вдохновила ее на дальнейшие подвиги.
Прерывисто дыша, она крикнула ему над сверкающей голубой гладью воды:
— Обгоню вас до острова!
— Остров еще далеко, — отозвался он. Но, оглянувшись и увидев, что она лихорадочно бьет по воде руками, точно котик ластами, развернулся и поплыл к ней; и тут Валентина поняла, что у нее начинает сводить судорогой ноги. В левую ступню, казалось, вонзились сотни иголок и булавок, а мышцы правой икры задергались. Она, как всегда, страшно испугалась первых признаков судорог и перевернулась на спину, собираясь передохнуть и дать Гастону знать, что с ней происходит.
Доктор Ламуан крикнул:
— Погодите, возьму вас на буксир!
Он приказал ей делать только то, что он скажет, а главное — не пытаться справиться самой. И по мере того как разгорался день и все жарче светило солнце, он плыл обратно к берегу, увлекая Валентину за собой. А она, полностью доверившись ему, послушно выполняла все его инструкции. Добравшись до пляжа, он на руках вынес ее из воды и положил на теплый песок, а сам опустился рядом на колени.
Там, в море, у нее уже начали синеть губы, но теперь они порозовели. Ее колотила дрожь, и он завернул ее в махровую простыню и стал легонько массировать сведенные судорогой мышцы, чтобы восстановить в них кровообращение и вернуть им утраченную упругость. Она через силу улыбнулась ему, когда он предложил вытереть ей полотенцем волосы. Голова девушки по-прежнему покоилась на его согнутой руке.
— Как хорошо иметь под рукой доктора, — прошептала она. — Особенно когда переусердствуешь.
— А зачем было это делать? — сердито сказал он. Его рука была сильная и теплая, с его черных густых волос на Валентину капала прохладная морская вода, девушка наслаждалась исходящим от этой руки теплом и оставалась лежать на ней, хотя, по-видимому, больше не нуждалась в поддержке, так как уже оправилась.
— Не знаю, — ответила она, следя за выражением его лица. — Но мне не нравится проигрывать!
— Просто какому-то мужчине, — усмехнулся он, — который, подобно кораблю, мог устремиться вдаль и скрыться за горизонтом.
Она пошевелилась, пытаясь высвободиться, но его рука не разжалась. Их взгляды скрестились. Он провел пальцами по ее щеке, словно не смог преодолеть невольное желание попробовать на ощупь ее прохладную, влажную кожу.
— У меня было такое чувство, что мы встретились снова, — отрывисто проговорил он.
— У меня тоже, — ответила она неуверенно.
— И теперь, когда это случилось, не позволяйте мне подстрекать вас к опрометчивым поступкам, например к заплывам на большую глубину. Однажды вы можете переборщить с этим!
— Не буду, — благоразумно ответила она.
Он приподнял ее лицо за подбородок, улыбнулся и сказал:
— Но сейчас, к счастью, все в порядке.
А потом он нагнулся, и она почувствовала на своих губах его губы. Сначала они лишь слегка касались ее рта, но затем вдруг впились в него долгим поцелуем. Она, следуя зову природы, ответила на него с той же страстью, подчиняясь неизъяснимому желанию насладиться прикосновением его чуть солоноватых жадных губ.
Он тут же поднялся и отрывисто пробормотал:
— Простите, мне не следовало этого делать. Надевайте-ка халат, и я провожу вас домой. Но может быть, вы предпочитаете позавтракать в Бледонс-Роке?
Она замотала головой, и мокрые волосы коснулись ее шеи.
— Нет, я хочу домой.
Но на полдороге к ее коттеджу он остановился и решительно заявил:
— С какой это стати вы будете завтракать в одиночестве, а не вместе с гостями в Бледонс-Роке? К тому же после приступа судороги в воде вам необходима порция бренди или чего-нибудь еще в том же роде. Я позабочусь об этом.
— Но мне не хочется, чтобы о происшествии узнал Ричард. В его доме уже есть одна больная.
— Тогда мы позавтракаем вместе в вашем домике. А если вам не хочется возиться, приготовлением завтрака займусь я. Вы можете не поверить, но я очень недурно готовлю.
Он стоял и улыбался — ждал, что она удивится. Но ее охватило лишь ошеломляющее, необыкновенное чувство радости от того, что он не собирается оставлять ее одну в коттедже и не заставляет ехать в Бледонс-Рок, завтракать вместе с гостями Ричарда… Ричарда, который всего несколько дней назад был для нее и солнцем, и луной, и звездами. Всю свою сознательную жизнь она считала, что единственный мужчина в ее жизни — это Ричард, и свыклась с мыслью о тусклом и безрадостном будущем, потому что ей оставалось лишь мечтать о Ричарде без малейшей надежды хоть на какую-то близость.
Но теперь, как по мановению волшебной палочки, вся ее жизнь изменилась — во всяком случае, она имела глупость так думать. И эту перемену произвело прикосновение к ее губам губ этого мужчины. Она знала, что отныне никогда, никогда не будет, точно нищая, выпрашивать у Ричарда крохи внимания.
