— Не пристало тебе, Акун, князю своему лгать. Или не знаешь, как сурово за это карают?
— Знаю, князь, знаю! Не гневайся на меня! Боязно одному-то в огромном тереме!
— Тебе? Да боязно? — Вадим усмехнулся и потрепал мальчишку по вихрастой голове. — Ладно, будь как есть. Сторожи свою любимицу, а я пойду спрошу, кто это решил тебя здесь оставить.
Князь помедлил на пороге, будто бы желая что-то сказать и Любаве, но, промолчав, тихо вышел.
Любава в смятении опустилась в кресло, где князь до сих пор сидел. Она растерянно моргала, так и не сбросив с себя непривычное томление, но и появлением Акуньки была немало озадачена.
— Ты чего это пришел? — спросила она. — Только мне-то не плети, что, мол, темноты в тереме испугался. Чай, не красная девка-то! Выкладывай, зачем пришел.
— Еще и грызет меня! — возмутился мальчишка. — Я тебе должок отдавать пришел! Ради этого своим именем, считай, поплатился. Ни почто не возьмет князь в дружину к себе такого труса!
— Ах ты, вояка!
Девушка старалась выглядеть если и не суровой, то хотя бы серьезной.
— О каком долге ты мне речь ведешь?
— Ты меня от шайки лиходеев спасла? Спасла.
Мальчишка пренебрежительно поджал губы, изображая незначительность данного поступка.
— Вот и я тебя пришел от больной головы спасать.
— Это у кого еще больная голова?! — изумилась девушка.
— У тебя, глупая девчонка! С виду ты совсем уже взрослая девка, а в голове девчачья глупость, будто бы мамка за тобой не глядела.
Акунька посуровел и посмотрел на нее с укоризной.
— Неужто ты думаешь, что князь женится на тебе, если ты ему будешь такие выходки позволять?
Возмущение мальчика было столь справедливым, что Любава не нашла что ответить.
«Ничего и не скажешь, ведь он чуть ли не по-родственному старался беречь ее. Надо же, даже считал настолько ровней князю, что достойной дать ему отказ. В любом случае отнекиваться было бы глупо».
Вместо этого Любава решила разузнать что-нибудь интересное.
— А что, многих князь оставил после таких выходок?
— Это и не важно, глупая! Каждая девка думает, что она краше других и милее. Ни одна не может себе цену набить повыше.
Акунька никак не хотел успокоиться. Любава и не догадывалась, что в его сердце живет такой борец за девичье целомудрие. Да и не встречала она еще борцов за это самое целомудрие.
В основном, как она знала, девушек желали не просто попользовать, но и убедиться в их плодовитости. Поэтому свадьбу часто играли после рождения первого чада. И это не казалось странным, ведь никому не хотелось бесплодную жену до старости кормить. А тут — такая наивная вера в силу девичьей непорочности. Что с него взять — ребенок!
Успокоив мальчишку, Любава уложила его спать на лавке в своей горнице. Он ни за что не хотел уходить в другую комнату, которую ему велел подготовить князь. Говорил, что он слишком маленький и недостоин таких покоев. Любава удивилась такой преданности и гнать его не стала.
Она задула свечу, укрыла Акуньку теплым одеялом и сама улеглась спать.
* * *
Наступившее утро было полно сюрпризов.
Встреча с волхвом застала Любаву врасплох. Как бы ни настраивала она себя на эту встречу, как бы ни желала ее, но Акунька оказался прав… Волхв Волегост был слишком влиятельным в Икростене человеком, чтобы подстраивать свои желания под чьи-то удобства.
Не успела Любава поднять головы от подушки, как ей сообщили, что Волегост прибыл в княжий терем. Одевшись почти молниеносно, Любава все равно не успела закончить свои приготовления, как дверь заскрипела, и Волегост вошел в ее светлицу.
От неожиданности и ужаса Любава содрогнулась. Она не успела никак представить себе местного волхва, но то, что она увидела, превзошло бы все ее ожидания.
Огромного роста старик был облачен в кожаные одежды с головы до ног. Длинные седые волосы на его голове в нескольких местах были перехвачены костяными амулетами. На старике была черная медвежья шкура, которая почти касалась пола. Огромная голова медведя свешивалась с его плеча. Теперь-то Любаве стало понятно, откуда пошло прозвище Медвежатник. Страшнее и величественнее этого человека не выглядел ни один колдун ее племени.
Волегост не стал представляться. Он был абсолютно уверен в том, что девушка знает, кто перед ней. Любава не стала его разочаровывать.
— Приветствую кудесника Волегоста! — поклонилась она, впрочем, весьма умеренно.
Волхв смерил ее взглядом и заговорил:
— Так вот как ты выглядишь, странная гостья… Хороша.
Медвежатник прошелся из угла в угол и устремил на нее пронзительный немигающий взгляд. Его мягкие речи не обманули Любаву, она прекрасно понимала, насколько этот человек может быть жесток, как понимала и то, что была слишком мелкой и слабой для него фигурой, чтобы замышлять какой-то хитрый ход против нее. Это давало ей право надеяться на его прямоту и честность.
— Я знаю, что ты вернула князю заклятый перстень. Я хочу знать, где ты взяла его и кто послал тебя.
Любава лихорадочно пыталась думать, одновременно изображая на лице простецкое равнодушие.
— Заклятый перстень? Так на этом перстне лежало заклятие? Вот уж новость. Я странница, добрый кудесник! Путешествую как придется. В Яром городище мне пришлось продать лошадь, чтобы купить себе еду. Одна добрая женщина дала мне лодку. И просила передать князю в Икростене перстень. Вот и все. Больше мне ничего не известно.
Казалось, Волегосту понравился рассказ Любавы. Он усмехнулся себе в бороду и стал дружелюбнее.
— Значит, это не твой перстень?
— Что ты, кудесник! Конечно же, нет! Откуда у меня мог взяться перстень князя Вадима?
— А откуда у той женщины он мог взяться, ты не думала?
Волхв разглядывал Любаву с откровенным любопытством. Пытался понять, насколько она честна.
Любава слышала, что волхвы могут пускать в ход магию, когда испытывают человека. Почему-то ей не хотелось узнавать, умеет ли Волегост управляться со своими амулетами. Поэтому она отвечала как можно ближе к правде и старалась сама всей душой верить в то, что говорит.
— Нет. Не думала.
Девушка изобразила напряжение мысли.
— А что, она его украла у князя? Или… может быть, выманила?
— Выманила, говоришь… А что… Пожалуй, выманила. Чарами своими завлекла и одурачила нашего князя по малолетству. Он был здоров, силен, отважен и пользовался уважением своих подданных, а теперь превратился в тень самого себя.
— И все дело было в обычном перстне? — ахнула Любава.
— Да нет. Не совсем обычном. Перстень был заговоренным. Его изготовила женщина…
