Маймуна мгновенно приняла правила игры. О, она и в самом деле в единый миг превратилась в испуганную девочку в руках опытного мужа… Более того, дрожь страха пробежала у нее по спине. Она вдруг поймала себя на том, не может обращаться к Дахнашу без ощутимого трепета.
– Я… я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.
– Я хочу сказать, дорогая жена, что сегодня ночью вынужден доверить свою честь тебе, и ты будешь в некотором роде исполнять роль мужчины, иначе говоря, будешь надо мной, а не подо мной. И все из-за моей больной ноги.
«О Сулейман-ибн-Дауд, какой еще больной ноги?!»
– О, что такое ты говоришь? Я ничего не понимаю…
– Придется понять, малышка, и начать самой.
– Я… я не знаю, как начать…
– Неужели? Тогда вспомни то, чему я учил тебя и вчера, и позавчера, и все прошлые наши ночи…
О, никаким лицедеям не под силу было перевоплотиться столь полно, как детям колдовского народа. Маймуна словно сбросила все свои сотни лет, став робкой и нерешительной юной дурочкой. А Дахнаш чувствовал себя донельзя усталым, но любящим суровым мужем, который был ранен в схватке, но даже это не могло бы отвратить его от ласк любимой.
О, как он измучил ее своей насмешливостью! Но, с другой стороны, это и насмешкой не назовешь – говорит он таким ласковым тоном, так серьезно и убедительно, что глупо спорить или обижаться. Но ведь надо что-то сказать…
Она сказала единственное, что пришло в голову:
– Я пытаюсь… Но робею…
– У тебя богатое воображение, дорогая. Пусти его в ход.
Выражение лица у нее было как у обиженного, сбитого с толку ребенка. Дахнаш немного пожалел ее.
– Хорошо. Начни с того, что поцелуй меня, – процедил он.
Она послушалась, тоже совсем как ребенок: зажмурила глаза, нашла его губы своими и слегка прижалась к ним. Ответного движения с его стороны не последовало. Она же боялась… ожидала, что, как в ее сновидениях, он сомнет ей рот ответным поцелуем, приникнет языком к языку. Муж же оставался холоден и безответен, как статуя.
Его поведение задело ее, разозлило. Наконец, оскорбило. Она коснулась пальцами его густых темных волос, попыталась притянуть его лицо еще ближе.
Словно искра вспыхнула между их телами – они сомкнулись, она почувствовала его возбуждение и судорожно глотнула. Он, откинув голову, посмотрел ей в глаза, и сейчас ни тени иронии или насмешки не было в его взгляде. В ее же глазах он прочел явное желание, вожделение, смешанное с паническим страхом. Он ощущал неровное биение ее сердца, непомерный жар тела.
Он наклонил голову и ответил на ее поцелуй – нежно и в то же время властно, как целуют того, кто безоговорочно принадлежит тебе. Его губы и язык наконец делали то, что она знала и что испытывала ранее.
Маймуна услышала стон и поняла, что он вырвался из ее груди. Она попыталась отстраниться, остановить бурный натиск его губ и тела, испугалась, что может лишиться чувств – томление и слабость охватили ее. Он отпустил любимую, но лишь затем, чтобы, не спуская глаз с ее лица, совлечь с нее платье. За кафтаном последовали туфли с загнутыми носками, потом шаровары, сорочка.
Он действовал ловко и быстро, куда быстрее, чем действовал бы мужчина. Даже его глаза напоминали женские своими длинными ресницами.
Но взгляд из-под них, который она не могла не заметить, был далеко не женским, а его возбужденное обнаженное тело, которое ее так страшило и притягивало, – тоже.
Он раздел ее и отступил шага на два. Так отступает художник перед мольбертом – обнаженный художник перед обнаженной натурой. Он медленно оглядывал ее всю; она всей кожей ощущала прикосновения его темного взора на своей груди, бедрах, животе, лоне…
Дахнаш больше не прикасался к ней. Последнее, что он сделал, – вынул шпильки из волос, которые упали ей на плечи. После чего, по-прежнему не говоря ни слова, он повернулся и пошел к постели. Невольно она любовалась его подтянутой фигурой, его походкой, хотя он слегка прихрамывал. К собственному изумлению, она нашла в себе силы и смелость не отвести глаз и тогда, когда, опустившись на постель, он откинулся на подушку и стало особенно заметно, как он возбужден.
– Иди сюда, Маймуна, – произнес он слегка севшим голосом, показывая рукой на постель.
Она подчинилась: ступая нетвердыми ногами, приблизилась к ложу и взобралась на него, встав перед ним на колени. После чего бросила на него молящий вопросительный взгляд, вспомнив его слова о том, что сегодня она должна выполнять роль мужчины. Она вдруг подумала, что это, быть может, даже лучше для нее – позволит сохранить здравый рассудок и незамутненный разум.
– Что же я должна делать? – пробормотала она, опустив глаза.
– Все что пожелаешь. Потом я укажу тебе, что ты сделала неправильно.
Подняв голову, она вновь посмотрела на него. Его тело манило, его желание пугало, а его спокойствие убивало. Ей отчаянно захотелось притронуться к средоточию его страсти, но она не осмелилась сделать это сразу, и, робко прикоснувшись к груди Дахнаша, стала опускать руки все ниже, ощупывая мышцы его живота. Внезапно решившись, она дотронулась до кончика, ощутила его натянутую кожу, пульсирующий жар… У нее прервалось дыхание, она прикусила губу… Как же вот это… как оно будет… как поместится в ней?
У нее усилилось жжение внутри, еще сильнее напряглись соски. Собрав все свое мужество, она обхватила пальцами его возбужденную плоть, услышала, как дыхание Дахнаша участилось. Расценив это как одобрение ее действий, она взглянула ему в лицо и снова попала под колдовское воздействие его глаз. Она перевела взгляд на резко выделявшийся шрам на скуле. Одновременно в ней пробудилась и злость к тому, кто нанес его.
Как прилежная ученица, выполняющая задание наставника, она стала вспоминать, что осталось у нее в памяти от тех, прошлых ночей. И вспомнила…
Наклонившись, набрав побольше воздуха и задержав дыхание, она притронулась к жезлу страсти языком. Дрожь пробежала по телу Дахнаша, и она невольно испытала гордость оттого, что может, оказывается, вызвать такое сильное ответное чувство.
И, словно поняв это, он решил перехватить инициативу: начал с ожесточением, доставляя легкую, приятную боль, ласкать ее груди – пальцами, губами, даже зубами. Она вынуждена была выпрямиться и откинуться назад, его пальцы скользнули к ее лону, проникли туда, где царила жаркая влажность. Ее бедра, сначала разомкнувшись, чтобы впустить их туда, снова сомкнулись, и она стала непроизвольно двигать ими, вспоминая, что точно такое же ощущение, кажется, испытывала прошлой ночью, когда он делал то же самое. Но тогда она не знала, кто он, и сомневалась, происходит ли это на самом деле или наслаждение пришло к ней во сне.
В медленном, дразнящем ритме он шевелил пальцами, то проникая ими глубже, то почти вынимая их. Она стонала, извивалась, чувствовала, что больше не может терпеть… Это должно чем-то закончиться… Взрывом…
