Тот Марко Эстевес, которого она любила, не способен был причинить боль ни одному живому существу.
Она вспомнила, как однажды громадный волосатый паук заполз в их спальню и она под каким-то предлогом – не могла же она признаться, что до смерти испугалась, – отлучилась на кухню. Когда она набралась смелости и вернулась, то увидела, что Марко аккуратно поймал паука в газету и выпустил его на лужайку.
«Он не собирается меня убивать», – снова подумала Лия, кладя по приказу Марко, руки на приборный щиток.
Нет, поправила она себя, ее не убил бы тот Марко, которого она знала когда-то очень давно.
Но кто знает, на что способен этот человек, этот незнакомец, сидящий сейчас рядом с ней?
В ту ночь, год назад, она уже убедилась, что он не тот человек, которым казался. Она убедилась в этом, увидев, как он выскользнул из темноты, привычным движением изготовившись к стрельбе. Он не был, подобно ей, случайным свидетелем кошмара, который случился в ту ночь, – он сам был частью того кошмара. И от одного сознания этого она решилась тогда бежать, бежать без оглядки, не только от опасности, но и от прошлой жизни. Как могла она так ошибиться?
Как могла она, даже сейчас, усомниться, что этот человек абсолютно безжалостен и способен убить в случае надобности?
«Я должна немедленно бежать», – лихорадочно подумала она.
Впереди появилась таможенная будка границы штата. «Вот оно – спасение», – подумала она и напряглась, видя, как Марко давит на педаль тормоза. Машина замедлила ход.
– Одно слово или одно неосторожное движение – и я убью таможенного чиновника, – произнес он спокойным приглушенным голосом, словно читая ее мысли. – А потом я убью тебя. Ты все поняла?
С упавшим сердцем Лия безнадежно кивнула головой.
Она судорожно сглотнула слюну, когда седовласый клерк вручил Марко таможенный билет и улыбнулся.
– Вам повезло с погодой, ребята, – сказал он. Машина рванула с места.
Весь разговор у будки занял секунду, от силы две. За это время Лия не успела бы сбежать, даже если бы осмелилась. Она поняла, что сейчас машина разгонится до такой скорости, что выпрыгивать из нее станет смертельно опасно зато меньше шансов, что Марко, начав стрелять, попадет в цель.
Если она действительно не начнет действовать, она пропала…
– Стоп! – прорычал Марко, не поворачивая головы и поигрывая пистолетом перед носом Лии.
– Я не…
– Ты пошевелила пальцами. Прекрати, не то пожалеешь. Держи руки на щитке и не шевелись.
* * *
Охваченная отчаянием Лия отказалась от сумасшедшего плана. Она умрет, не успев дотянуться до ручки двери. Стоило ей едва пошевелиться, как он моментально среагировал, словно и вправду мог читать ее мысли.
Но он ведь и раньше говорил, что может их читать.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он ей со своим соблазнительным, едва заметным испанским акцентом в тот вечер, когда они познакомились, глядя ей прямо в глаза.
– Нет, не знаешь. – Она рассмеялась и моментально смутилась.
– Очень хорошо знаю. Я могу свободно читать твои мысли.
– В самом деле? Тогда скажи, о чем я сейчас думаю, – с вызовом произнесла она.
У нее кружилась голова от выпитой сангрии и духоты лунной флоридской ночи. Но под пронзительным взглядом его голубых глаз она внезапно обрела способность ясно мыслить. Она поняла, что прекрасно знает, что должно произойти между ней и таинственным незнакомцем, с которым свела ее судьба несколько часов назад.
– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, и не первым робким поцелуем, правда, Лия? Ты хочешь, чтобы я изо всех сил тебя обнял, ты хочешь, чтобы мой язык хозяйничал у тебя во рту, ты хочешь, чтобы я обласкал тебя. Ты хочешь…
– Я просто хочу тебя, – прошептала она и, подавшись вперед, прижалась к нему всем телом и подняла глаза, ожидая проявления страсти.
Сейчас она смотрела на его до боли знакомый профиль и мучительно размышляла, как случилось, что ее желание, ее страсть превратились в страх.
Думая об этом, она вдруг поняла, что где-то в глубине души, откуда она, как ей казалось, изгнала всякие воспоминания об узах, которые связывали ее с Марко, вновь поселилось давно забытое смятение.
Она пыталась бороться с этим чувством, но ее властно охватило желание назвать его по имени и погладить по лицу, как она делала когда-то.
Словно почувствовав ее пристальный взгляд, он скосил глаза в ее сторону, и она могла бы поклясться, что в них была боль. Но взгляд его тут же стал жестким.
– Как ты меня нашел? – выпалила она, когда он снова стал смотреть на дорогу.
Она заметила, что он изо всех сил старается не слишком превышать скорость. От оснащенных радарами патрульных полицейских машин ему уйти не удастся.
Несколько мгновений Марко молчал. Потом пожал плечами.
– Тебе следовало бы спросить не как я нашел тебя, А почему.
– Я знаю почему.
«Ты нашел меня, чтобы убить за то, что я увидела в ту ночь», – мысленно продолжила она.
– Ну? – с некоторым оттенком изумления спросил еж. – Ты всегда воображала, что все знаешь.
Она нахмурилась, возмущенная его издевательским тоном.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты всегда была очень самоуверенной, – ответил Марко, покачав головой и по-прежнему глядя на дорогу. – И очень упрямой. Это упрямство тебе вредило.
Как часто слышала она эти слова!
«Ни в чем не уступит», – со вздохом говорила по-испански ее мать, Аурелия.
«Упрямая до чертиков, – с улыбкой соглашался ее отец, Джек. – Ив этом нет ничего удивительного».
Она унаследовала гены упрямства от своих предков по материнской линии вместе с их горячей кубинской кровью.
Отец, напротив, был совершенно невозмутимым человеком – типичный крестьянин со Среднего Запада с благородным, щедрым сердцем.
Его способность к сочувствию оказалась главным качеством, которое привлекло к нему Аурелию. Мать Лии покинула Гавану в восемнадцать лет на переполненном дырявом плоту вместе с дюжиной молодых парней и девушек, среди которых был и ее жених Карлос. Карлос утонул во время того безумного путешествия, когда плот попал в шторм.
Мать Лии была спасена экипажем американского корабля недалеко от Ки-Уэста. Джек Саттон, молодой морской офицер, взял под крыло несчастную перепуганную девушку, которая, вероятно, тогда же ранила его в самое сердце.
Об этой встрече Лии рассказал брат Джека, дядя Брюс, который поведал девушке о ее прошлом только через несколько лет после смерти ее родителей.
