Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Нас с Мишей спасли только Атаги. Мы бросили в своей однокомнатной все, кроме документов, фотографий и моих немногих золотых украшений. Вы знаете, чеченцы любят золото. У меня и у мамы были золотые украшения, которые тут же закопали в саду: сложили в две жестяные коробки, вставив одну в другую.
Уже сказала, что в Атагах был кирпичный добротный дом. Отец своими руками все обустраивал. Были три коровы, три овцы и куры. Сад и огород большие. Когда не стали продавать хлеб, мама у кого-то меняла наши сыр и масло на муку. Так что не голодали до…
Они приехали на БТРе неожиданно, под вечер. Они — федералы-контрактники. Полупьяные и под наркотиками. Потребовали, чтобы вывели коров и овец. Вояк было четверо. Рустам, глухонемой брат, когда понял, в чем дело, бросился на защиту животных. Тут же был прошит автоматной очередью. Упал замертво. Найдя во дворе веревки, привязали скот к БТРу и медленно уехали. Как-будто напиться заезжали… Так не стало нашего Рустама — доброго человека, работника, каких свет не видывал… Мама стенала и плакала, не переставая. Первая беда, первое горе пришло в дом. Теперь, как только на улице слышался звук БТРа, мама прятала нас с сыном в подполье. Не в подвал, а в подполье, вход в которое был незаметно устроен в кухне.
Для нас четверых наступил голод. На муку менять было нечего, запасы масла и сыра быстро кончились. Питались горсточкой сухофруктов и кипятком, заваренным травами. На восьмилетнего Магомеда-Мишу нельзя было смотреть. Он не просил есть, но я знала: он голоден, очень голоден. И тогда мама решилась. Взяв из закопанной банки несколько золотых вещей, пошла в Грозный. Хотела продать и купить хоть немного муки. Возвращалась обратно автобусом домой, в Атаги, когда стали стрелять. Два самолета летали низко-низко, кружили прямо над автобусом. А дорога открытая, безлесная, только кусты вдоль обочины. Автобус остановился. Пассажиры бросились в кусты. Самолеты покрутились и улетели. Люди вернулись в автобус и поехали дальше. И тут опять, откуда ни возьмись, эти два самолета. Начался новый обстрел. Автобус встал: попали в мотор. Пассажиры все до одного погибли. В живых остался только водитель: отделался ранением. Он-то и рассказал о налете. А еще там были люди — неподалеку, на склоне. Они тоже все видели. Когда самолеты улетели, эти люди побежали к автобусу, стали вытаскивать убитых, искать у них документы. У мамы была какая-то справка, где было сказано, что она Тагирова. Кто-то сказал: «Я знаю Тагировых, — и назвал наше село. — Это их женщина».
Маму привезли домой. Мне казалось, она еще теплая. Пуля вошла в лоб и вышла через затылок. Смерть наступила мгновенно. Мама всегда просила у Аллаха быстрой смерти. Вот и получила. Ей было шестьдесят лет.
Так погибла от русской пули моя мамочка, а ведь семилетней девочкой, в сорок втором, спасала, лечила, выхаживала русских солдат, что были в партизанах и воевали против немцев из отряда «Эдельвейс». Собирала травы и отваром поила бредивших раненых. Доила спрятанную в лесу корову и, сама голодная, выпаивала этим молоком солдат, приносила из села какую-нибудь еду. И за все это — пуля в лоб…
Случилось это осенью девяносто пятого. Отец, старше ее на двадцать лет, очень ее любивший, совсем сдал: плакал без конца и в начале девяносто шестого умер. Мы с сыночком остались одни.
Как прожили все страшные годы — не знаю. Заслышав звуки БТРов, прятала ребенка в подполье, а сама решила: будь что будет. Попыток пробраться в город, в Грозный, не делала: очень боялась оставлять сына одного. Золотые вещи понемногу отдавала женщине-соседке: она иногда привозила какую-то еду. Летом было легче: огород, сад.
Мария Станиславовна! Дорогая! Война — это страшно. Очень страшно. И виноваты в войне только ваша и наша верхушка. Войны начинаются в тиши кабинетов. И всегда в интересах людей, которые командуют. Люди очень боялись пришедших российских солдат, которые должны были устанавливать «конституционный порядок». Им, простым обывателям, было непонятно, что это будет за порядок и зачем при этом бомбить. А еще — российские солдаты и офицеры почти всегда были пьяны. А какой спрос с пьяного? Когда воевали в Афганистане, официально в армии был введен сухой закон. Но все равно напивались. Об этом рассказывали ребята, бывшие в Афгане. В Чечне же во время войны водки было — залейся. Пили все — даже журналисты и телевизионщики. Пили от тоски, от того, что война была неправедной.
Зная историю, могу сказать, что ментальность нашего, чеченского, народа в тот момент была схожа с ментальностью русского мужика в Гражданскую войну. Тогда в России главным было: уничтожить, разгромить, а если что лежит плохо, так и украсть. Чеченские мужики тоже превратились в сущих бездельников. Работать руками было не их дело. Только процентов десять из них были настроены на труд. А ведь наш край благодатный!.. Плюс нефть. В лучшие годы до трех миллионов тонн в год добывали. Но начали заниматься «врезками» в главной трубе, красть так, что каждую ночь КамАЗы уходили в Дагестан, Северную Осетию, Ингушетию. Такого количества прохиндеев в республике никогда не было. Из Чечни произошел исход.
Уехали все русские специалисты, как правило, порядочные люди. Уехала чеченская интеллигенция — кому было куда. Если перед войной в Грозном было четыреста пятьдесят тысяч жителей, то теперь город превратился в полумертвый. Причем наши прохиндеи быстро спелись с русскими проходимцами. Получалась «прекрасная» тесная смычка.
Не должен, не должен был Ельцин, зная наши устои и правила, начинать войну. Не захотели российские правители этого понять. Россиянин, пришедший на нашу землю с оружием, становился врагом. Это — в крови чеченца. Это — выше всякого здравого смысла.
А Москве было наплевать на чеченское общество, на то, во что оно превратилось. А превратилось оно тогда в сборище озлобленных бандитов, готовых под выкрики «Аллах акбар!» творить все самое дурное, на что нацелит полевой командир. Наверно, процентов семьдесят мужиков не держали тогда в руках рабочего инструмента. Автомат, только автомат… Озлобленное молодое быдло было абсолютно безграмотно, ничему не обучено, не имело никаких интересов, кроме самых низменных. А еще старики бесконечным поминанием своих обид, которые им были нанесены в сороковые, рождали в молодых ненависть. И женщины, которых мужики заставляли молчать. Но разъяренные старые фурии не очень-то кого-то слушались. И они тоже были виноваты в том, во что превратилась молодежь.
Все негативное в чеченском обществе — от общеизвестных грехов: зависти, злобы, национального неприятия других. Именно от зависти человек становится вором и лжецом. История учит: все войны, революции бывают от зависти. А злоба — это сатана, который превращает людей в диких зверей. У нас много злых. Нос задирая, рассуждают: чеченский народ — самый смелый, самый умный, самый хитрый. И посадили на герб волка. Вот он и лязгает зубами. А чем гордиться? Ведь произошел исход самых лучших. Некому стало лечить и учить, некому возрождать хозяйство. Кто не захотел продавать душу дьяволу, кому было куда уехать — уехали, не желая превращаться в убийц и взяточников. Правде надо смотреть в глаза.
Бомбили Грозный тогда со страшной силой. Воюющие солдаты и офицеры смертельно ненавидели боевиков, которых было много, очень много. Где-то читала — двадцать две тысячи. Но кто их считал!.. Однако в боевиках были не только чеченцы. Чеченцев, может, только треть. Основная масса — наемники. Уголовники всех национальностей. Все началось при Дудаеве. Мы тогда четко заметили: стали появляться бандиты со всего Советского Союза и даже со всего мира. Им было нужно скрыться от чего-то, от кого-то. Вот и явились в Чечню. Возглавили это отребье, конечно, известные всем чеченцы. Хотя тот же Хоттаб не был чеченцем. А ведь валят все теперь на нашу нацию. Конечно, понятно: война шла на нашей земле…
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
