К утру незнакомке полегчало. Она приподняла веки. Поначалу яркий свет причинил ей боль, но затем она медленно перевела свой взгляд на Консалва. Большие, необычайно выразительные черные глаза были, казалось, созданы для того, чтобы внушать к их обладательнице любовь и поклонение. Судя по ее взгляду, она стала приходить в себя и различать окружающие предметы. На ее лице можно было прочесть удивление, которое несомненно было вызвано присутствием в комнате двух мужчин. Консалв не находил слов, чтобы выразить свое восхищение красотой девушки, но он все-таки поделился охватившим его чувством с Альфонсом, причем с той поспешностью, которую мы не можем сдержать при виде того, что обвораживает нас и поражает.
Девушка, однако, молчала, и Консалв, полагая, что потребуется еще какое-то время, прежде чем она полностью восстановит силы, удалился к себе в комнату. Случившееся погрузило его в размышления. «Как я рад, – говорил он себе, – что судьба свела меня с женщиной, состояние которой дает мне право не избегать ее, а чувство сострадания позволяет проявлять о ней заботу. Да, я восхищен ее красотой, но как только она поправится, я отнесусь к ее чарам лишь как к орудию, которым она будет пользоваться для совершения измен и умножения числа несчастных. И сколько их будет? Сколько их уже бродит по свету? Но, боже мой, какие глаза! Какой взгляд! Как мне жалко тех, кто поддастся их власти, и как в своем горе я счастлив, что мне уже пришлось пережить жестокий опыт женского коварства и навсегда избавиться от любви!» С этими мыслями он забылся в недолгом сне и, проснувшись, поспешил к постели незнакомки справиться о ее самочувствии. Девушке стало много лучше, но она продолжала молчать и не произнесла ни слова ни следующей ночью, ни на следующий день. Удивленный Альфонс не смог не заметить Консалву, что тот проявляет необычную заботу об их гостье. Консалв и сам начал понимать несуразность своего поведения – красота незнакомки действительно влекла его к себе. Ему казалось, что в его отсутствие ее состояние может неожиданно ухудшиться. В какой-то момент, когда он находился в ее комнате, до его слуха донеслась невнятная речь. Его охватило чувство радости и одновременно смятения. Он подошел поближе, чтобы разобрать слова. Девушка продолжала говорить, и Консалв был удивлен, услышав незнакомый язык, хотя уже раньше, обратив внимание на одежду, похожую на то, что носят мавританские женщины, понял, что в их доме чужестранка. Зная арабский, он обратился к ней на арабском языке, но был еще больше удивлен, видя, что остается непонятым. Он заговорил на испанском, итальянском, но все безрезультатно. Напряженный и растерянный взгляд незнакомки красноречиво свидетельствовал, что эти языки ей незнакомы. Тем не менее она продолжала говорить и порой останавливалась, как бы ожидая ответа. Консалв старался вслушаться в слова, пытаясь хоть что-то разобрать. Он пригласил в комнату всю прислугу в надежде, что кто-то будет удачливее его. Он раскрыл перед глазами девушки испанскую книгу. Ему показалось, что она знает буквы, но не может изъясняться. На ее лице были написаны отчаяние и тревога, которые лишь усиливали отчаяние и тревогу Консалва.
Он уже не знал, что делать, когда в комнату вошел Альфонс в сопровождении красивой женщины, одетой точно в такое же платье, как и их незнакомка. Увидев друг друга, женщины бросились в объятия. Вошедшая несколько раз произнесла слово «Заида» с выражением, которое не оставляло у присутствующих сомнения в том, что это имя ее подруги[48]. В свою очередь, Заида неоднократно произносила слово «Фелима», из чего можно было заключить, что так зовут вновь пришедшую. После нескольких слов, которыми обменялись женщины, Заида разрыдалась и жестом руки попросила всех покинуть комнату. Консалв последовал за Альфонсом, чтобы узнать, откуда появилась новая незнакомка. Друг сообщил ему, что она была подобрана на берегу моря рыбаками из соседних лачуг в тот же день, когда они нашли Заиду, и в таком же, как Заида, состоянии.
– Вдвоем им будет легче перенести свалившуюся на них беду, – высказал свое мнение Консалв. – Но что вы, Альфонс, думаете об этих женщинах? Судя по их одеяниям, они далеко не из низшего сословия. И как очутились они в утлом суденышке посреди моря? Обломки, выброшенные на берег, отнюдь не принадлежат кораблю. Та, которую вы привели к Заиде, рассказала ей нечто такое, что причинило ей невыносимую боль. Все это труднообъяснимо.
– Я вполне разделяю вашу точку зрения, Консалв, – ответил Альфонс. – И поражен как тем, что с ними произошло, так и их красотой. Вы, возможно, не заметили красоты Фелимы, а она действительно необычайна и наверняка поразила бы вас, если бы вы прежде не увидели Заиду.
После этих слов друзья расстались, и Консалва охватила еще большая, чем прежде, грусть, причину которой он усмотрел в том, что не смог быть понят незнакомкой. «А что бы я ей сказал, – вдруг спохватился он, – и что пожелал бы от нее услышать? Уж не намерен ли я поведать ей свою печаль и узнать, что так сильно огорчило ее? Может ли человек столь несчастный, как я, проявлять праздное любопытство? Вправе ли я интересоваться бедами незнакомого мне человека? Почему ее боль отдается болью во мне? Неужели перенесенные мною страдания не должны были сделать меня безучастным к страданиям других? Нет, конечно же нет, – поспешил успокоить себя Консалв. – Это несомненно всего лишь моя отшельническая жизнь понуждает меня проявлять интерес к необычным событиям, на которые я никогда не обратил бы внимания при других обстоятельствах».
Самоутешение не избавило его от бессонной ночи. Не видя Заиды, он провел в беспокойстве и большую часть дня. К вечеру ему сообщили, что она поднялась с постели и направилась к берегу моря. Консалв пошел за ней и нашел ее сидящей у воды со слезами на глазах. Заметив молодого человека, Заида встала и сделала в его сторону несколько шагов. Походка ее была изящна, и лицо излучало приветливость. Она указала Консалву на затерявшуюся в море рыбацкую лодку и несколько раз произнесла слово «Тунис», как бы прося отвезти ее в эту далекую страну. Консалв в свою очередь показал на уже появившуюся на небе луну и попытался знаками объяснить ей, что это вполне можно будет сделать после двух оборотов светила. Ему показалось, что Заида поняла его, но почти тут же девушка вновь расплакалась.
Наутро ей вновь стало хуже, и за целый день она так и не покинула своей комнаты. Никогда еще со времени появления Консалва в этом доме время не тянулось для него так долго и утомительно.
На следующий день, не ведая, что побудило его к этому, он решил привести себя в порядок. Пребывая в отшельничестве, он практически перестал следить за своим внешним видом. Консалв относился к той породе людей высшего света, для которых простая опрятность заменяла самые изысканные наряды. Альфонс, встретивший друга в лесу на прогулке, не смог скрыть своего удивления его столь необычным видом. Глядя на приятеля с улыбкой, он сказал ему, что, судя по изменившейся одежде, его горе под благотворным воздействием жизни в пустынном крае начинает затухать.
